Сердце демона

Скользя взглядом по залитым лунным светом скалам, окружавшим гробницы Владыки Джедера и его предков, юный царевич вдруг увидел их. Они поднимали узкие морды к усыпанному звёздами небу, и жуткая тоскливая песнь без слов разносилась над долиной мёртвых. Страж Порога приветствовал новую душу, и о том возвещали Его священные звери. В их голосах были и неотвратимый холод гробниц, и манящая мягкая тьма вечности, в которую пока так не хотелось заглядывать юному сознанию, и ясная, как звёздный свет в ночи, весть о новых рождениях. Но сейчас, когда Алазаарос слушал их песнь, его вдруг сковали страх и глубинная тоска, словно впереди его ждал лишь неотвратимый холод и никакой светлой вести. Мальчику казалось, что он оказался здесь совсем один, под взором Стража Порога, вечного и справедливого, и не было вокруг него свиты. Страх мешал разобрать Знак, предназначавшийся ему. Он бежал бы отсюда прочь, но это было недостойно царевича и будущего военачальника.

Чья-то рука легла на его плечо. Алазаарос невольно вздрогнул и резко обернулся. Джедефер мягко улыбнулся ему, немного заговорщически, как каких-то пару лет назад, когда они ещё играли вместе.

– Страшно? – шепнул он.

Алазаарос не стал лгать и нехотя признался:

– Немного.

– Мне тоже, – вдруг совсем тихо добавил Джедефер и бросил долгий взгляд на чёрные силуэты шакалов Ануи на скалах.

Почему-то от этого Алазааросу стало легче, и только спустя несколько мгновений он осознал, что Джедефер вернулся из гробницы. Что он уже не просто наследный царевич. Отступив на шаг, Алазаарос преклонил колени перед своим новым Владыкой, и все остальные последовали его примеру.

Джедефер вскинул голову, и в тот миг во взгляде его золотых, как у отца, глаз отразилась мудрость веков. Сила Ваэссира была с ним, и, когда зазвенел его голос, казалось, что не только он сам произносил эти слова:

– В этот час я запираю гробницу Императора Джедера, да будет благословен путь его души. В этот час я встаю на страже народа Таур-Дуат до самого того мига, пока Боги не призовут меня.

С тихим скрежетом двери гробницы захлопнулись, и Владыка Джедефер наложил печать магии и крови Эмхет на створки, оживляя сети защитных молитв и заклятий на последней обители их отца. Потом он обернулся и протянул руку:

– Поднимись, Алазаарос, и займи место, что прежде было моим, наследный царевич Таур-Дуат.

Мальчик поднялся и приблизился к своему брату и Императору. Лёгкая улыбка заиграла на губах Джедефера, тёплая, ободряющая, и от сердца отлегло. Алазаарос окинул взглядом свиту, как во сне произнося ритуальную фразу признания титула, а потом посмотрел выше, на скалы.

Точно десятки игл, его пронзали взгляды чёрных шакалов. Страж Порога слал ему весть, которую царевич не в силах был понять.

В следующий миг он сморгнул, и наваждение исчезло…

Алазаарос помнил ночь погребения их отца. Его сознание с пугающей яркостью, в мельчайших деталях способно было воспроизвести детали сцен его отгремевшей жизни, даже из самой ранней юности. И эту он вспоминал чаще прочих, потому что теперь знал, о чём хотел сообщить ему тогда Страж Порога.

Смерть…

Ему было отказано в смерти…

Остался позади Апет-Сут, Город ста врат и ста дорог, город храмов и дворцов, бесценный самоцвет в венце Владыки. Лишь вдалеке сияли золочёные вершины Планарных Святилищ, самых известных в Таур-Дуат, построенных с ориентиром на три звезды Пояса Ануи. В дымке их гладкие, выложенные белоснежным известняком грани казались голубоватыми, отражавшими небо и воды Великой Реки. Алазаарос помнил, переходы внутри пирамид повторяли рисунок ключевых для ритуалов созвездий. Основания строений зиждились на поверхности, над разветвлёнными коридорами подземных святилищ. Вершины, покрытые электрумом, как и шпили храмовых обелисков, пронзали небо, устремляясь к неведомым пространствам, соединяя этот план бытия с иными. Во всех известных землях не было творений смертных величественнее, чем Планарные Святилища Таур-Дуат, построенные древними на Местах Силы – там, где пространство земного плана истончалось. Величайшие из городов Империи и всех известных ныне государств не могли сравниться с ними. Таковым было земное воплощение Великого Замысла, отражение того, как воля живых в согласии с Божественным Законом подчиняет себе законы пространства; древний символ сакральной роли земных рас и дарованной им власти менять реальность.

Вскоре рощи и сады, спускавшиеся к самой воде, обрамлявшие берега изумрудными ожерельями, скрыли даже святилища. Царская ладья стремительно рассекала индиговую гладь Апет.

На закате судно замедлило ход, приблизилось к берегу. Золотистая дымка окутывала пальмовые рощи и заросли бумажного тростника в заводях, окрашивала руины древнего храма. С началом Сезона Половодья уровень реки уже успел подняться. Нижняя часть колонн гипостильного зала и древние ступени лестницы, ведущей к старому причалу, ушли под воду.