Сердце демона

Ришнис и Раштау, возглавлявшие караван, о чём-то чинно беседовали. Альяз возбуждённо обсуждал что-то с другими хиннан на певучем наречии кочевников. В отличие от Аштирры, он уже успел пройти посвящение – как раз три года назад, когда вылазка в оазис Уадж едва не стала для него последней. Но даже по меркам людей он был молод и нетерпелив, жаждал проявить себя перед старшими товарищами. В конце концов, не каждый день сам Раштау Пламенный Хлыст собирал столь внушительную компанию для экспедиции в пески!

Брэмстон наклонился в седле, украшенном яркой расшитой тканью, и тихо обратился к Аштирре:

– Гляди-ка.

Жрица проследила, куда он указывал. Чесем, вывалив язык, рысил рядом с верблюдом хозяйки. Молодой сау был полон сил и на протяжении всего пути цеплялся к взрослым псам, соревнуясь с ними, явно не зная, куда девать свою неуёмную энергию.

– Похожи, да? – менестрель усмехнулся, кивнув на Альяза, который что-то горячо доказывал следопыту парой лет старше его.

Аштирра прыснула. Теперь, когда Брэмстон указал на это, она и правда оценила невероятное сходство. Что Чесем, что Альяз друг друга стоили. Верный сау побратима Аштирры был старше и сдержаннее. Чесем и к нему цеплялся – норовил куснуть за ухо, зовя поиграть, или пытался уронить в песок. Старший пёс вяло, с достоинством огрызался в ответ.

– А у того прям на морде написано: «Побереги силы для искажений, а не носись тут, как роем блох укушенный», – отметил Брэмстон.

Аштирра рассмеялась, прикрыв ладонью рот, чтоб не привлекать внимания.

– Слушай, а как же ты оставил «Тихую Гавань» на такой долгий срок? – спросила она.

Менестрель покачал головой, шутливо сокрушаясь.

– И не говори. Потратить целое состояние на заведение только лишь для того, чтобы им всё равно заправляла прежняя хозяйка! Но, в общем, не впервой.

– Чую, без госпожи Мейвы ты бы вовсе прогорел.

– Конечно, причём сразу же! – Брэмстон широко улыбнулся. – А так – было у кого набраться премудростей. Главное, я превратил «Гавань» в место преинтереснейших встреч и сделок, как и было задумано. Но да, самому мне приходится отлучаться на встречи не менее интересные… Вот, например, на нашу с тобой. Ничуть не жалею.

Аштирра постаралась не показывать смущения. Изначально, конечно, Брэмстон говорил о разнообразных поручениях Раштау – встречах с дельцами чёрного рынка, коллекционерами и охотниками за удачей. Знакомства у менестреля были самыми разнообразными.

Её взгляд невольно скользнул к уже знакомому чеканному медальону на груди Брэмстона. От жары он ослабил шнуровку до конца, да и в целом частенько носил рубаху распахнутой настолько, что с тем же успехом мог вообще её не надевать.

– Это, кстати, защитный амулет, – доверительно сообщил менестрель, с улыбкой поймав её взгляд. – Ну, ты же на медальон смотришь, да?

Аштирра фыркнула.

– И что, хорошо он тебя защищает?

– Пока живой, как видишь, – Брэмстон указал на один из тюков, притороченных к седлу. – И доспехом я тоже не пренебрегаю. Надену, не беспокойся, просто позже. Это только в ярмарочных пьесах герои скачут полуголыми – для зрелищности.

– Говоришь со знанием дела.

– А как же! Я сам знаешь сколько таких написал?

– Читать не буду, даже не проси, – отмахнулась жрица. – И не жалею, что не видела тебя там на главных ролях.

– Зря, зря, я был хорош, – рассмеялся менестрель. – Ещё попросишь!

– Скорее уж Апет-Сут поднимется из гробницы песков!

Вскользь Аштирра коснулась своих амулетов, скрытых под льняной рубахой. Один из них, старинной рэмейской работы, был зачарован на алтаре Аусетаар отцом, второй – подарен Эймер и зачарован ею же. Должно быть, и над примечательным медальоном Брэмстона поколдовала она.

Сама чародейка, одетая в длинное тёмно-синее платье с удобными разрезами по бокам, ехала почти в самом конце каравана. Капюшон, ниспадавший мягкими складками, защищал её от зноя. На спине верблюда Эймер держалась так же грациозно, как сидя во главе стола, – идеальная осанка, непринуждённые жесты.

Словно почувствовав взгляд Аштирры, чародейка приветливо махнула ей и вернулась к разговору с Фельдаром. Дворф, по своему обыкновению, предпочитал путешествовать пешком. Он и лошадей-то как средство передвижения признавал не особо, и в седло садился разве что в самых редких случаях, когда от скорости зависел успех всего их предприятия. Сейчас случай был явно не тот.

А вот заставить Фельдара забраться на спину верблюда за всё время их знакомства не удалось ни Раштау с его даром убеждения и умением взывать к разуму, ни Нере, попытавшейся взять дворфа на спор, ни даже самой Эймер. Чародейка как-то даже обещала подарить поцелуй храброму воителю гор, если тот найдёт в себе смелость перебороть нелюбовь к «ладьям пустыни». Фельдар в ответ на это отшучивался и брюзжал: «Смелость – она в бесстрашии перед лицом врага на поле боя, а не в том, чтоб взгромождать своё седалище на нечто высотой с дворфийскую сторожевую башню». А позже, выпив с Раштау, ещё и непременно добавлял, что при его, Фельдара, на то желании он без особого труда заслужит поцелуй другим способом. Каким именно, правда, умалчивал.