Сердце демона

Жрица вздохнула и кликнула Чесема, понимая, что вряд ли кого-то там обнаружит – отец выжег всех зловредных мелких тварей в окрестностях.

Вечер был тёплым и безмятежным. Взобравшись на стену, под защиту каменного стража, Аштирра остановилась на краю, раскинула руки, созерцая знакомый с детства пейзаж. Ветер играл с её волосами, заплетёнными в тонкие косы, и полами бирюзового калазириса, на котором она специально сделала разрезы подлиннее, чтоб удобнее было прыгать по камням.

Большая оранжевая луна, почти полная, поднималась над песками, словно впитав в себя дневной зной. Тени у стен и в скалах оживали.

Воображение рисовало перед ней грядущее путешествие и эпоху легендарной царицы, бросившей вызов времени, отказавшейся принимать падение рэмейской цивилизации и попытавшейся обернуть всё вспять. Тенью памяти ожили в сердце образы из давней медитации, когда Раштау подарил ей браслет, который после спрятал. В чью же жизнь она заглянула, такую родную и такую ранящую?.. Нет, Аштирра не забыла, и смутная тоска по неведомому иногда особенно остро тревожила сердце. Так было и сегодня. Наверное, сказались все разговоры последних дней, рассказы о царице и великом военачальнике, едва успевшем стать Императором и убитом через несколько дней своими же союзниками.

– Славная дочь своих предков Богами отмечена,
Та, что по жребию избрана жрицей Владычицы,
Стрелы разящие пустит, не ведая промаха,
Щедрой добычей алтарь свой украсит Аштирра…

Голос приближался, пафосно повествуя о подвигах славной охотницы, отмеченной Богами. Подыгрывая себе на лютне, Брэмстон поднимался на стену, иногда останавливаясь на каком-нибудь каменном обломке, чтобы сыграть очередной сложный пассаж. Когда он добрался до статуи стража, Аштирра уже чуть ли не плакала от смеха.

– И чего ты смеёшься, «славная дочь своих предков»? Я выполнил своё обещание, да ещё и в ритме амранской поэзии. Как раз во вкусе Адраста Ирея Кайсара, – торжественно провозгласил менестрель. – И подношение принёс. Вот, не побрезгуй.

С поклоном он вручил девушке холщовый мешочек, в котором оказались её любимые засахаренные орешки.

– Даже не знаю, что прекраснее – песнь или подношение, – улыбнулась жрица, садясь у статуи, аккуратно расправив калазирис. Почему-то сейчас она казалась себе ужасно неловкой.

Брэмстон устроился рядом, скрестив ноги.

– Я ещё задолжал тебе историю. Ничего не подумай – на этот раз приличную.

– Другую я б и слушать не стала!

– Да ладно, и ничуть не любопытно было? – почти искренне удивился менестрель. – А как же сказания о том, что Кадмейра принимала на своё ложе любого, кто наутро готов был заплатить за это головой?

– Это же поздние амранские россказни!

– Люди на такое падки. Им гораздо интереснее слушать про коварную соблазнительницу демонических кровей, чем про умнейшего историка и политика, которая владела несколькими языками, разбиралась в военной стратегии и тонкостях дипломатии, подняла умирающее государство с колен пусть на краткий, а всё же миг расцвета. Такого человека, как Адраст, нельзя было пленить одной лишь красотой. Красавиц-то вокруг него вилось – как чаек в порту. Но почитатели интересных историй ждут определённых… поворотов сюжета, скажем так.

Аштирра тихо невесело рассмеялась.

– Твоя правда… А вот ты? Какую песню о ней написал бы ты?

Брэмстон перевёл взгляд на ночную пустыню. Это был один из тех редких моментов, когда его привычная насмешливость сменялась светлой печалью. Он словно заглядывал за покров тайн и приносил с собой сверкающие осколки прошлого, облекая в балладу или историю. К чему стремилось его собственное сердце, Аштирра не знала, но чувствовала, что он тоже не просто так следовал за Раштау. Что он верил в их дело по-настоящему.

– Я и написал… правда, в то время не знал о Кадмейре и половины того, что знаю теперь, – менестрель чуть улыбнулся. – Теперь-то мы с тобой можем наизусть цитировать труды амранских историков, хоть в прозе, хоть в стихах.

– Спой, – попросила Аштирра, подавшись вперёд.

– Ну… Это не лучшая из моих песен, но, пожалуй, одна из самых искренних. Ты же помнишь, чем Пламенный Хлыст окончательно подкупил меня?

– Золотом и чистейшей бирюзой? – со смехом девушка назвала одно из самых дорогих храмовых подношений.

– Золотом и бирюзой, точно, – Брэмстон подмигнул ей. – Госпожа Бирюзы. Золотая Богиня Хэру-Хаэйат, покровительница любви и музыки… Раштау взял меня с собой в путешествие в одно удивительное место. Там когда-то лежал главный храм Золотой, куда стекались рэмеи и люди даже с самых дальних пределов Таур-Дуат. Все те, кто желал соприкоснуться с Ней.

– Тамер, столица сепата Тантира, – кивнула жрица. – Конечно, сейчас уже не осталось ни города, ни сепата.