Сердце Эрии

Может, Саа’рсэт и вскрыла все ее раны, стянутые разумом Шейна в неровный грубый шов, но меж тем помогла усмирить Стихию. Под приятным волнением, которое окутало мое сердце, я ощутила легкий, едва заметный укол зависти. Правильно ли я поступила, отказавшись от своей Силы?

Шеонна разжала пальцы, и огонек свободолюбиво спрыгнул, зависнув в дюйме от остроконечной травы. Питаемый лишь волей подруги, он налился багрянцем и раздулся до размеров сытого костра. Его свет завлекал в свои объятия и, согревая, обволакивал озябшее тело – тонкая невесомая одежда ар’сэт была не способна оградить от ветра, который проникал сквозь ткань и бесстыдно изучал кожу под туникой, обжигая морозными укусами. Но вопреки манящему теплу я отступила, и холод ночи жадно впился в плечи, заставив запахнуть плащ.

Казалось, я не имею права греться у огня Шеонны – огня, что зародился в глубине ее сердца, а теперь будто разъяренный многоглавый змей вился над землей. В ярких всполохах я ощущала обиду подруги – она обжигала мои щеки так же, как мое предательское молчание обжигало ее душу, – а в уносящихся к небу искрах чувствовалась необузданная злость. Но вдруг пламя поутихло и ласковой кошкой свернулось на земле. Эсса тут же плюхнулась перед ним, жадно вытянув руки навстречу теплу, а потом вытряхнула из сумки спящего альма – он удивленно моргнул, распушив белые перышки. Шеонна села рядом с девушкой и недоуменно оглядела нас с Шейном – мы восприняли это как разрешение и расположились напротив. Эспер вытянулся у моих ног. Лишь Арий заметно помедлил, наблюдая за рыжими языками, переплетающимися в беззвучном танце.

Я подставила лицо теплу, и по коже пробежали мурашки, а сердце затрепетало в странном возбуждении: я словно грелась о чужую, охваченную огнем душу.

Мы разделили между собой припасенную еду: липкие пресные лепешки, пропитанные сладким соком, – ягоды и мягкие фрукты не пережили путешествия и превратились в кашицу под Шеонной, которая приземлилась на собственную сумку. Муирн театрально схватился лапами за грудь, когда увидел, что случилось с его любимым лакомством. Но, немного пострадав на публику, он запустил лапки в сумку и, поковырявшись, закинул в рот несколько раздавленных плодов.

Шейн осторожно придвинулся ближе к сестре, но она резко поднялась на ноги – костер на мгновение вытянулся к черному небу – и, демонстративно развернувшись, ушла к разрушенной Двери и села у поваленной крыши. Я с тоской проследила за подругой. Эспер уткнулся носом мне в ногу: «Ты сейчас ей нужна».

Недолго поколебавшись, я подошла к Шеонне и опустилась рядом, прижавшись спиной к холодному камню, испещренному древними рунами.

– Прости меня, – тихо прошептала я. – Я думала, что помогаю спасать тебя, храня эту тайну. Я не хотела, чтобы прошлое погасило твой жизнерадостный огонь, который поддерживал нас в пути.

Слова дались труднее, чем я думала. Будто ржавое затупившееся лезвие, они с сопротивлением прорезали напряженную тишину: взмах клинка, оброненное слово – и вот в стене образовалась брешь, но стоит сделать шаг, и она вновь стягивается перед самым носом.

– Или ты просто не хотела видеть чужих слез, ведь страдать здесь позволено только тебе, – сухо бросила Шеонна, и ее ответ вонзился в меня, словно выпущенный из арбалета болт.

Растерявшись, я крепко сжала край своего плаща. Шеонна неотрывно разглядывала спину Шейна: он не решался обернуться, но, кажется, ощущал пристальное внимание сестры и изредка невольно дергал плечом, будто пытался сбросить колющий под лопатку взгляд.

– Теперь я понимаю, о чем говорили со мной Болота, – произнесла подруга, когда пауза затянулась и стала невыносима. – Прошлое, которое забыто. Жизнь, которая не прожита.

Шеонна выдернула из земли одинокий стебелек и разорвала его надвое.

– Люди, которых я считала семьей, врали мне всю жизнь. Отец позволил Шейну сотворить это со мной, скрыл от жителей Эллора следы моего преступления и даже людей, кто мог о нем рассказать. Что он с ними сделал? Не знаю. – Подруга сокрушенно покачала головой. – Каждый день на протяжении стольких лет они смотрели в мои глаза и врали. Врали, пока сами вели яркую, полную жизнь, а я боялась засыпать, потому что темнота обнажала дыру в моей душе, страшную, пугающую дыру… Только благодаря Элье я научилась с ней жить. Элья… – Голос Шеонны дрогнул. – Даже она врала мне… И ты! Тебе так легко дается любая ложь… Ты хоть когда-нибудь задумывалась над тем, чтобы рассказать мне правду?

Я виновато потупила взгляд. Мне хотелось утешить подругу, объяснить, как сильно она заблуждается, но я не могла снова ей врать.

Шеонна шумно выдохнула, согнула ноги и уронила голову на колени, уткнувшись в них подбородком.

– Я имела право на боль. Имела право на вину за отнятые жизни и на скорбь по ним.

Я не нашлась с ответом. Я должна была что-то сказать, но мысли разбегались, будто испуганные мыши от ловчей кошки, и ныряли под пол.

Меня выручил Эспер.

Исполинский волк, сменивший облик за время нашего разговора, грузно опустился на землю рядом с нами, обвив нас пушистым мягким хвостом.