Сердце Эрии

Но когда в волчьих сердцах появлялись искры веры, путы истончались, грозили лопнуть, и тогда на глазах стаи, не позволяя отвернуться, Ансгар истязал последнего потомка Истинного Короля. Он проливал кровь маленького зверя, гася ею едва зарождающееся в чужих душах пламя, и на некоторое время страх вновь покорял волков.

Со временем Йору разучился плакать и перестал выть, взывая к Саит. Когти Короля вонзались все глубже, рассекали плоть меж ребрами, едва не касаясь сердца, и час, когда Ансгару надоест забавляться с волчонком, стремительно приближался.

Однажды этот час настал.

Крови было слишком много. Больше, чем обычно Король позволял ему пролить. Казалось, земля пропиталась ей так обильно, что раскисла до липкой грязи, и лапы, которые Йору уже не мог поднять, тонули в ней, будто в болотной тине. Леденящее дыхание Саит обжигало повисшее ухо.

Волчонок барахтался на границе извечного мрака, то уходя в него с головой, то выныривая к бледному свету, и из последних сил приоткрывал отяжелевшие веки. Над головой, прощаясь, шумели деревья, мимо проплывали сияющие в ночи цветы, а пушистый хвост, оставляя кровавый след, волочился по пыльным плитам разбитой дороги – Чаща медленно поглощала ее вместе с руинами неизвестного города.

Йору куда-то тащили.

Кто? Куда?

Ему было уже все равно. Он лишь надеялся, что там, в конце пути, обретет долгожданное успокоение.

Незримая нить между ним и Королем истончалась. Йору почти не чувствовал ее режущего душу натяжения. Кажется, он уже не мог чувствовать ничего, даже боли в разодранном до костей теле.

Острые клыки на его холке разжались. Волчонок ударился о землю. Резкая боль, вспыхнувшая в каждой клеточке тела, ослепила маленького зверя, и из пасти вырвался тихий булькающий хрип. Чей-то холодный нос подтолкнул Йору в бок, заставляя катиться по крутому склону. Нить, связывающая волчонка с Королем, натянулась в последний раз и неожиданно лопнула. Или же это лопнула нить, удерживающая его душу в теле? Йору не знал. Он не успел этого понять, потому что столь долгожданная тьма наконец-то сомкнулась над его головой.

Его разбудило странное тревожное чувство: кто-то принюхивался к его черной, слипшейся от крови шкуре. Кто-то скалил клыки в темноте в надежде насладиться мертвечиной.

Веки разомкнулись не сразу, отказываясь слушать затуманенный разум. Юное тело все еще боролось: разорванные сосуды срослись, но на большее звериных сил не хватило: содранная с правой лапы кожа свисала неровным безжизненным лоскутом, но продолжала источать бирюзовое сияние клейма; зияющие раны привлекали настырно жужжащих плотоядных насекомых, сочась кровью, вместе с которой и жизненные силы медленно стекали на влажную землю.

Йору потянул носом и тут же зашелся в болезненном кашле.

Пахло кровью. Но она принадлежала не волчонку – кто-то еще умирал вместе с ним на дне этой ямы. Он навострил правое ухо – разорванное левое не слушалось и, кажется, больше не слышало. Неподалеку шелестела трава, и что-то раз за разом ударялось о землю, будто кто-то бился в агонии.

Волчонок оперся на передние лапы и подтянулся. Острая боль волной прокатилась по позвоночнику и раскаленными иглами вонзилась в задние лапы. Йору обессиленно повалился обратно, но перед этим успел заметить зайца, пойманного в металлические силки.

Неужели кто-то из людей оказался настолько глуп, чтобы охотиться в Чаще? Или же эта сталь предназначалась для обитающих в ней волков?

Превозмогая слепящую боль, Йору пополз к пойманному в ловушку зверьку. Глаза залепило неприступной чернотой, когда он наконец подобрался к зайцу и неуклюже ткнулся носом в серую, пропитанную страхом шкурку. Зверек еще отчаянней забился в путах – стальная нить стянулась туже, рассекая плоть на задней лапе. Йору провел языком по траве, окропленной заячьей кровью, и с первой же каплей в его сознание, будто порыв студеного ветра, ворвались чужой страх, несвязный поток образов и инстинктов. Но помимо них волчонок ощущал жаркое пламя жизни, которого так не хватало ему самому.

Острые клыки сомкнулись на тонкой шее. Заяц заверещал, забил задними лапами по земле – его смерть была мучительной и долгой. Йору взвыл сквозь стиснутые зубы: он ощущал собственные клыки, медленно пронзающие плоть, ощущал крошечное сердце, отчаянно рвущееся из заячьей груди, ощущал удушающий страх и агонию. Кровь стекала по языку в пасть, и вместе с ней тело волчонка наполняла чужая жизнь. Он жадно глотал ее, слезы туманили льдисто-голубые глаза, а клыки сжимались всё сильнее.

Заяц дернулся в последний раз, и его разум рухнул во тьму, утягивая за собой Йору. Волчонок попытался бороться, отчаянно барахтаясь на границе настоящего и небытия, будто дергая лапами в вязкой воде, но смерть оказалась сильнее маленького зверя. Серая заячья туша выскользнула из пасти, распласталась по взрытой когтями земле, и волчонок безжизненно рухнул рядом.