Сердце Эрии

Не выдержав, я накинула поверх сорочки шелковый халат в пол и повернула в дверях ключ. Повязок на руках я больше не носила: старые шрамы казались бессмысленными на фоне моей расколотой души, трещину в которой не могла скрыть ни одна лента. Даже если я завернусь с ног до головы в тяжелое одеяло, то сквозняк, тянущий из пустоты, сорвет его с моих плеч.

Я тенью проскользнула к лестнице, спустилась на пару ступеней и села, наблюдая за залом через толстые балясины. Гостей было немного, но окутывающая их искренняя радость заполняла пустоту между ними, отчего зал казался забитым до краев. На незнакомых мне лицах сияли счастливые улыбки, и смех лился, подобно кристально чистым ручьям. Я нашла взглядом Шеонну – она о чем-то заговорщицки шепталась с Лукасом. Поодаль от них стоял Арий, задумчиво наблюдая за гостями.

Мое сердце болезненно защемило.

Такой жизни хотел для меня Эспер.

Он хотел, чтобы я вновь научилась слушать собственное сердце и улыбалась искренне и непринужденно лишь собственным чувствам.

Я прикусила губу и стиснула халат в плотно сжатых кулаках.

Внезапно за спиной раздались шаги. Я вздрогнула, взглядом заскользила по лестнице, ища пути к отступлению, но было уже поздно. С галереи спустился юноша лет шестнадцати и сел рядом со мной. Я удивленно уставилась на него: я никогда прежде не видела его лица, но отчего-то оно казалось мне знакомым и родным, а при взгляде в темно-синий глаз – левый скрывала черная повязка – мое сердце отзывалось щемящей тоской.

– Что с тобой случилось? – тихо спросила я. Спустя дни, проведенные в молчании, мой голос осип, а язык вяз от терпкости слов.

Юноша беспечно пожал плечами и улыбнулся:

– Эспер ведь предупреждал меня, что в следующий раз, когда я сменю облик, могу лишиться чего-то жизненно важного. Что ж, мне повезло, это был всего лишь глаз – без него я прожить смогу.

Его слова будто хрустальные колокольчики звенели в моих ушах, и сквозь их мелодию я услышала треск льда, расколовшегося в моем сердце.

Тале…

– Я думала, ты… – Мой голос дрогнул и оборвался.

– Я не умер, – улыбнулся тамиру. – Кхар позаботился обо мне, и, как только он поставил меня на лапы, я тут же отправился искать вас. Признаю, нелегкое оказалось дело. Теперь-то я, конечно, знаю, что, пока я вынюхивал вас в каждом уголке Дархэльма, вы прятались на Клаэрии. Но, думаю, я рано или поздно нашел бы вас даже там, но не вовремя угодил в лапы Охотников. – Тале склонил голову набок и внимательно посмотрел в мои глаза. – Ты, наверно, не помнишь, но я был там – на берегу…

Горло защипало от горечи. Я вглядывалась в его лицо, изучала каждую черточку и хотела о многом спросить этого волка, но единственное, что сорвалось с моих губ, было:

– Ты чувствуешь его, Тале?

– Больше нет. – Тамиру мечтательно улыбнулся. – Волки не ошиблись со своим выбором. Те, кто пожелал остаться в Чаще и боится мира за ее пределами, получили благородного правителя и храброго стража. А те, кто пожелал новой жизни, ушли и обрели свободу от королевских уз. Эспер отпустил всех, кто этого хотел, потому что он знает, какова свобода на вкус, и не желает никого ее лишать. Поэтому он отпустил и тебя.

Мои губы неожиданно задрожали, и горячие слезы обожгли глаза – я и не подозревала, как много их скопилось за эти недели.

Я спрятала лицо в ладонях.

Я плакала и не замечала, как замерли внизу гости и стихли голоса – лишь музыка продолжала аккомпанировать моей боли, – не замечала, как от толпы отделилась тонкая фигура, и не слышала легкий стук каблуков по лестнице. Но вот кто-то сел на ступеньку ниже меня. Мягкие ладони сжали мои обнаженные руки и отняли от лица.

Я вскинула взгляд и едва не задохнулась от нового прилива боли и щемящей радости.

– Терри… – тихий вздох сорвался с моих губ и утонул в очередном жалостливом всхлипе.

Лилиан сумела отыскать свою семью.

И мою тоже…

Терри вновь была рядом, словно призрачный огонек из далекого прошлого: протянешь к нему руку – и он растает под пальцами, вытолкнув из обманчивого сна. Я крепко сжала ее руки, сквозь слезы разглядывая родное лицо. Она и правда была здесь; как прежде, смотрела таким ненавистным мне беспомощным сочувствующим взглядом и боялась пошевелиться, будто загнанная в ловушку мышка. Терри не умела утешать и опасалась усилить мою скорбь своими словами, но я всегда знала – она переживала ее как свою собственную.

Когда-то я ненавидела этот ее полный жалости и страха взгляд. Но сейчас, когда тетя снова была рядом, я поняла, как нуждалась в ней и ее глазах, отражающих мою боль.

– Он ушел, Терри, – жалобно прошептала я сквозь слезы.

– Я знаю, милая, – ласково ответила она, прижавшись губами к моим дрожащим пальцам.

Я шумно всхлипнула, порывисто прильнула к тете, и она сжала меня в крепких объятиях. И мне было все равно, что вокруг собрались люди, что они видели мои слезы и смотрели с жалостью. Я плакала и чувствовала, как расплетаются тугие лозы, сжимавшие мое сердце и царапавшие душу острыми шипами.