Я сама сшила себе платье для фотосессии на обложку альбома: белую наволочку обернула красной тканевой клейкой лентой, как на рождественском карамельном леденце. Наша новая звукозаписывающая компания его забраковала: решили, что оно недостаточно «красиво» или что-то в этом роде. Казалось, чем дальше, тем больше кто-то устанавливает контроль над творчеством группы и стремится отобрать его у нас. Они хотели, чтобы я надела что-нибудь другое, поэтому я выбрала кое-что из того, что мы сшили вместе с Аней Филипс. Аня всегда делала из спандекса замечательные вещи для себя и бэк-вокалистов из группы Джеймса Ченса. Мы придумали дизайн моего платья, но я не проследила за тем, как она его кроила.
Аня не сшила детали: она проткнула в ткани дырки и зашнуровала их узкими полосками материала. Выглядело круто, но я беспокоилась, что платье развалится. На сцене мне пришлось бы двигаться намного интенсивнее, чем бэк-вокалистам, поэтому я его прошила. Аню это немного расстроило, но платье все равно отлично смотрелось со всей этой перекрестной шнуровкой спереди и сзади. В рекламе альбома наша рекорд-компания на этот раз не выставила на всеобщее обозрение мои соски, зато они озвучили очень великодушное предложение от моего имени: «Дебби Харри вас отделает».
Дэвид Боуи однажды сравнил музыкальный бизнес с психбольницей: тебя выпускают ненадолго, буквально чтобы сделать одну запись или что-то прорекламировать. Примерно так и есть. Летом 1978-го, через четыре месяца после выхода нашего второго альбома, нам наконец разрешили отдохнуть от тура – чтобы мы могли записать третий альбом. У нас с Крисом по-прежнему не было своего жилья. Кажется, как раз в то время мы переехали в ничем не примечательный апарт-отель прямо за Пенсильванским вокзалом, это жилье внушало мне чудовищное ощущение бесприютности и быстротечности.
Parallel Lines мы записывали в другой студии, Record Plant. Высокобюджетное место с высокобюджетным продюсером, Майком Чепменом. В первый раз мы чувствовали, что лейбл в нас верит и считает, что не зря тратит на нас деньги. Майк Чепмен был мастером хитов. В семидесятых он выпускал один хит глэм-рока за другим для проектов вроде Тhe Sweet и для Сьюзи Кватро. Так что перспектива работы с ним нас приятно взволновала. К тому же Майк держался крайне важно. В своих очках-авиаторах, с длинным белым мундштуком он выглядел очень по-голливудски, но в нем был дух рок-н-ролла. Он понимал, на что мы способны, и выжимал из нас максимум. Непрошибаемый перфекционист, он, с одной стороны, был суровым боссом, а с другой – вел себя с нами очень терпеливо. Он привык работать с музыкантами без образования и понимал, с какой стороны лучше всего к ним подступиться. Часто это значило, что нам приходилось играть один и тот же пассаж раз за разом, потому что запись была аналоговой, а не цифровой. Некоторые композиции мы должны были повторять, ну, не знаю, тысячи или миллионы раз. По крайней мере мне так казалось. Майк мог нас тиранить – он сам это признаёт, – но он был красавец и очень задорный. И альбом получился отличным.
Звукозаписывающая компания была недовольна. Когда Майк поставил им наши песни, они сказали, что не слышат ни одного хита. Да ладно? И что прикажете отвечать на такие заявления? Майк сказал: «Вот все, что у нас есть, мы ничего переделывать не будем». На том альбоме были некоторые из наших самых знаменитых песен. One Way or Another, на которую меня частично вдохновил мой преследователь из Нью-Джерси. Sunday Girl, которую написал Крис. Pretty Baby – ее мы с Крисом посвятили Брук Шилдс. Picture This, которую сочинили Крис, Джимми и я. Hanging on the Telephone – песня Тhe Nerves, группы из Лос-Анджелеса, Джеффри Ли Пирс прислал нам их кассету. Мы слушали ее в кузове машины в Токио, и водитель, ни слова не говоривший по-английски, стал отстукивать ритм по рулю. Мы с Крисом переглянулись и подумали: «Ага, этому парню понравилась песня, хотя он даже не понимает слов, он просто откликается на музыку». Мы восприняли это как знак и решили, что нам следует ее сыграть. Мы начали нашу версию со звукового эффекта, как в песне The Shangri-Las, – с телефонного гудка.