Только сейчас она поняла, какое отчаяние испытал Кристиан, когда упустил свою Астафею, какой ничтожной пылинкой он себя почувствовал, несмотря на свое могущество! Это там, на дикой планете, в плотном мире они были богами! А здесь, на пересечении миров, оказались послушными песчинками мироздания, такими же безвольно подчиненными верховным законам, как атомы, кварки и элементарные вихри.
— Я… я всё равно тебя найду! — в отчаянии простонала она, глядя ему в глаза, — я тебя люблю!
— Прощай, Синтия, — измученно улыбнулся Лафред и сам отпустил руки.
— Не-ет! — завопила она на весь тоннель, на всю неумолимую вселенную.
И в ту же секунду вихрем понеслась в непостижимую даль своего мира.
В стартовом зале Центра Погружений мягко мерцал голубой свет. Она лежала в середине прозрачного яйца, из которого начинала когда-то свой спуск. Ее легкое, послушное теперь тело свернулось клубком от отчаяния. Дежурные операторы выждали допустимую паузу, потом помогли ей выбраться. Они привыкли, что многие возвращались из плотного мира в шоке, поэтому ничему не удивлялись.
— Всё в порядке? — приветливо улыбнулась золотоволосая девушка в салатовом платье, — или хотите пройти процедуру реабилитации?
Синтия схватилась за горло, ей казалось, что из артерии всё еще хлещет кровь.
— Я хочу домой, — проговорила она.
— Нет-нет. Еще сутки вы останетесь в Центре. Мы должны понаблюдать за вашим состоянием.
— Сутки?..
За окнами накатывал на белый песчаный берег изумрудный океан. Ослепительно-голубое небо простиралось над ним до бесконечно далекого горизонта. Планета была огромная.
— Хотите пока искупаться? — спросила девушка-оператор, — или полетать над океаном? Это полезно.
— Летать? — тупо посмотрела на нее Синтия, — разве я умею летать?
Риция вернулась с работы поздно. Дом был пуст и темен, слуг они не держали, а Льюис так и не согласился жить у них. Да и как тут согласишься, когда по дому ходит хмурый Ольгерд и всем своим видом источает недовольство?
— А Эдгар вообще-то молодец, — подумала она, заваривая себе кофе, — взял и усыновил троих ребят, ни на что не посмотрел! Чего же я-то всё время боюсь?
Впрочем, она понимала, что для брата это проще. Он мужчина. А если она усыновит ребенка, то тем самым окончательно признается в своем бесплодии.
Грустные мысли отбивали аппетит. День был тяжелый, обеда у отца не получилось, восьмое кресло ей пришлось испытывать самой, но есть всё равно не хотелось. Оставив недопитую чашку, она прошла в спальню, переоделась в домашний халат, потом снова распахнула его перед зеркалом.
Лицо было по-прежнему красиво, а тело — как у подростка. Какое-то маленькое, кукольное, ненастоящее тело. Игрушечное. И поэтому неспособное никого родить. Как она завидовала в такие минуты простым женщинам, обычным, некрасивым, не Прыгуньям, не богиням, не дочерям правителей… но настоящим!
— Глупости, — одернула она себя и запахнулась, — работы полно, а мне опять лезет в голову всякая чушь! Это всё Эдгар со своим семейством!.. А девчушка прехорошенькая, такая маленькая и ест так забавно…
В гостиной раздался грохот опрокинутой мебели и возмущенные нецензурные вопли.
Риция уже догадалась, кто бы это мог быть, но почему-то даже обрадовалась. Очень ей надоели одинокие вечера в пустом доме.
— Что ты расставила свои горшки посреди комнаты! Приличному Прыгуну и приземлиться некуда!
Пьяный братец стоял над опрокинутой стойкой для цветов, горшки с просыпанной землей валялись у него в ногах, обутых в шикарные белые сапоги. На этих сапогах его великолепие и кончалось. Штаны были полосатые и застиранные, меховая куртка с проплешинами, шарф невозможно-малиновый, а раскраска на лице желтовато-синяя, как застарелый синяк. Риции в очередной раз захотелось запихнуть его под душ и хорошенько отмыть.
— Ступай осторожней, — предупредила она, — а то развезешь грязь по всему ковру.
Он посмотрел с недоумением.
— У тебя что, мало ковров?
— У меня — один, — сухо сказала она.
— Скучные вы ребята, Оорлы. Всё у вас по одному!
— Ты зачем явился?
— А что? — Герц прошел к дивану и раскинулся на нем с хозяйским видом, — надо же тебя как-то развлечь, дорогая! Твой-то пьянствует с Эдгаром у Руэрто, обмывает женитьбу племянника и до утра вряд ли появится.
— У них серьезный разговор, — возразила Риция.
— Об чем? — усмехнулся он, вытягивая ноги, — об том, как трахать лисвийку? Мне это тоже интересно!
— Господи, когда ты только заткнешься? — обречено вздохнула она.
— Да что ты! Я еще и не начинал!
— Могу себе представить, что будет дальше!
— У меня к тебе тоже серьезный разговор, сестрица. Мы все нынче серьезные. Так что, поболтаем?
— От тебя воняет краской, — недовольно сказала она.
— Знаю, — Герц поморщился, — самому надоело.
— Так пойди же, в конце концов, помойся! — уцепилась Риция за эту возможность, — по тебе давно мочалка плачет.
— А ты потрешь мне спинку, дорогая?
Пьяные голубые глаза нагло смотрели на нее.
— Потру, — разозлилась она, — я тебе что хочешь потру, только марш в ванну!
Братец лениво поднялся, потянулся, хрустнув суставами, и скрылся в ванной комнате.