— Вы не перепутали? — спросил он, содрогаясь от ее ядовито-зеленого взгляда, — живых к мертвым не положили?
— Да могли и перепутать, — засмеялась она, — разница не велика!
Льюис всей кожей ощутил, что попал из сказки в фильм ужасов. Хорошо было у золотых львов, светло и радостно. Жаль, что они вымерли. Жаль, что вообще все светлое и радостное не выживает, оно неизбежно проигрывает слепой жестокости!
Была мама, светлая и добрая женщина, ее убили. Был дядя Рой, добрый и щедрый — оказался дьяволом, была Олли, тоже исчезла, превратившись в какое-то чудовище, была любовь — оказалась мукой, была любимая наставница Риция, которая хотела заменить ему мать, а теперь она сама беспомощнее младенца. Ее просто нет! Неужели вся жизнь — сплошное крушение надежд и воздушных замков?
Он шел, переступая через дуплогов. Когда-то в этом зале было тепло, и шумно, тренажеры не стояли так уныло, а баскетбольные мячи не валялись по всем углам, как рассыпавшиеся апельсины. Кто бы мог подумать, что через месяц здесь будет лежать гора трупов?
Живых было все-таки больше, хотя жизнь в них едва теплилась. Льюис вздохнул, остановился посреди зала и снова вошел в режим «белой сирени».
Четыре эрха создавали такой мощный силовой колпак, что вырываться было бессмысленно. Грэф ожидал их появления, но не так скоро. Все-таки Мудрые были тугодумами, до сих пор ему всегда удавалось одурачить их при помощи их же гордыни и самоуверенности.
— Ну? И куда мы двинем? — спросил он уже в коридоре Центра.
За дверями остался зал испытаний, осталось детище его гения — круговая установка, остались Прыгуны, с которыми удалось найти общий язык, и сын. Он и не заметил, как даже в мыслях стал называть мальчишку сыном.
— Следуй за нами, — хмуро ответил ему Глостр, — и не вздумай дергаться. Будет больно.
— Не держи меня за идиота, — усмехнулся Грэф.
С эрхами шутки были плохи. Это он знал. Знал и всё равно играл в эти игры. И до сих пор выигрывал.
— Приготовились, — скомандовал Мендол.
Они телепортировали куда-то недалеко. Как оказалось, во дворец, в ту самую янтарную гостиную, которую он привык считать своей. От желтых стен исходило мягкое, золотистое сияние. Даже пасмурный день казался в ней солнечным.
В одном кресле сидел Кристиан Дерта. В другом — Зела. Странно было, что эрх привлек ее в свидетели, и чертовски неловко. Выглядеть побежденным перед красивой женщиной — это было уж слишком!
— Ты отрываешь меня от важных дел, — заявил Грэф раздраженно.
— Ты меня тоже, — ответил ему Кристиан.
И это вместо приветствия. Они смотрели друг на друга без малейшей симпатии.
— До вас, как всегда, доходит с опозданием, — сказал Грэф, — нашли, когда вмешаться!
— Лучше поздно, чем никогда.
— Идиоты. Я собираюсь всё исправить. И кроме меня никто с этим не разберется.
Кристиан хмуро смотрел на него пронзительными черными глазами.
— Многое уже не исправишь — это раз. Матрикат ты больше не получишь — это два. Кое- что мы можем и без твоей помощи — это три. И ни одному твоему слову я больше не верю — это четыре.
— Идиоты, — раздраженно повторил Грэф, — создавали мне матрикаты, когда я вас дурачил.
И отказываете в этом, когда я действительно тут нужен. Если в этом Мудрость, то я предпочту быть дураком!
— Пока ты просто хам, Грэф, — заявила Зела презрительно, — отвечать за свои делишки тебе придется. К сожалению, и нам тоже. Поэтому мы здесь.
Он с ужасом понял, что это Анзанта. Мог бы и сразу догадаться! Слишком молодой, цветущей и прекрасной была эта женщина, слишком шикарным было ее изумрудное с переливами платье, и слишком надменным был ее взгляд. Земная Зела выглядела скромнее и несчастнее. Земная Зела была в тысячу раз лучше этой холодной красавицы. И как он мог раньше желать эту самовлюбленную куклу? Краска бросилась ему в лицо.
— А ты, богиня, могла бы даже сказать мне спасибо!
Брови Анзанты удивленно надломились.
— Это за что же?
— Твой ненаглядный Ольгерд снова холост.
— Что?!
— Кажется, об этом ты мечтала? Ну так поблагодари меня.
Такой насмешки надменная эрхиня не вынесла. Она вспыхнула, вскочила с кресла, но тут же под непривычной тяжестью матриката упала обратно.
— Мерзавец!
— Я еще хуже, дорогая. Не затрудняйся в поисках определения.
— И не собираюсь. Этим займутся другие. Надеюсь, они правильно тебя определят.
— Это при вашей-то Мудрости?
За дверями раздался какой-то шум, топот и визги. Похоже, что-то тяжелое катилось по парадной лестнице.
— Что это? — насторожилась Анзанта, тут же забыв про свой гнев.
— По всей видимости, хозяин вернулся, — усмехнулся Кристиан.
— Не он вернулся, а я его вернул, — заметил Грэф.
— Да, ты, — сказал эрх сурово, — мы это знаем. Но твои благие деяния никогда не перевесят твоих преступлений.
— Конечно! Вы же не даете мне времени!
— Твое время вышло. И ты, и твоя подружка Сия будете отвечать перед Советом Мудрых.
И, думаю, просто изгнанием вы не отделаетесь.
Самым страшным было стирание памяти. Фактически, это было смертью и превращением в новую личность. Это было концом и на игру уже не походило.
— А что с ней? — спросил Грэф хмуро. Олли была дорога ему по-прежнему.