Эдгар цветов по-прежнему не видел, но уже по своему напряжению мог определить, в каком режиме он находится. При «синем луче» начиналась мелкая нервная дрожь, в «зеленой звезде» сдавливало голову, в «белом солнце» сводило все мышцы, в «белой сирени» начиналась уже крупная дрожь, а в «голубой плазме» наступала невесомость.
У каждого Прыгуна были свои любимые и ненавистные режимы. Эдгар, например, терпеть не мог «зеленую звезду», хотя сигареты с аналогичным названием предпочитал всем остальным. Голова у него раскалывалась, и он совсем не умел этим режимом пользоваться. Зато Конс и Кера держали его постоянно. Дед и Ольгерд предпочитали «белую сирень», Эдгар же вообще не мог в этом состоянии удержаться, он этот режим проскакивал.
Все Прыгуны были разные, и каждого изучали отдельно, в отдельной лаборатории, на персональном кресле, но вообще ученые предпочитали опытных Индендра, особенно Леция. Верховный Правитель смиренно отдавался в их лапы, так как сам всё это затеял.
Эдгар почувствовал судороги в мышцах, сначала в левой икре, потом в пояснице. Вообще эксперименты сильно выматывали, особенно на высоких энергиях, но в данном случае шло только обучение практикантов, и можно было особо не напрягаться.
— Температура падает, — раздался из угла деловитый голос Оливии, — электромагнитная напряженность растет, кривизна пространства — минус сорок, сорок пять, сорок восемь, пятьдесят два… семьдесят!
— Эд, ты выходишь в «плазму», — предупредила Риция, — не перестарайся.
Удержать «голубую плазму» и не вылететь при этом в произвольном направлении, например, в соседний кабинет или в столовую он не мог. На такие тонкости были способны только Индендра. Управляться же с «фиолетовой молнией» мог один Азол Кера. Проблема была лишь в том, чтобы затащить его в Центр. Кера занимался безопасностью планеты, и по этой причине считал себя самым занятым членом Директории. Но уж когда его затаскивали, то издевались над ним по полной программе.
— Эд, пожалуйста, поплавнее, мы не успеваем фиксировать переходные моменты, — убийственно вежливо попросила Риция, хотя сама прекрасно знала, о чем просит.
Плавность тоже была из «высшего пилотажа».
— У меня уже спазмы желудка, — прогудел он из своего саркофага, — а мое поле плавно искривляется в буфет.
— Потерпи, нам не хватает данных. Тим, Жаэль, теперь вы снимайте показания. Олли, отдохни пока.
Оливию он сначала даже не узнал. Заумная толстушка похудела до болезненного вида, мужские ботинки сменила на туфли, мешковатое платье на приличный деловой костюм, а грубоватые манеры на строгую сдержанность. Она выглядела старше своих лет, теперь особенно, но для такой юной особы это было вполне позволительно.
Отмучившись, Эдгар вылез из своего кокона. Пот ручьем стекал со лба, все кости ныли. Риция промокнула ему лицо салфеткой.
— Все в порядке?
— Нормально. Нам, садомазохистам, в самый раз.
— Можно взглянуть на ваши часы? — деловито спросила Оливия, глядя своими потрясающими карими глазами.
— Смотри, — согласился он, вынимая руку из кармана.
Оливия сверила их со своими.
— Они спешат на две секунды, — сказала она.
— В самом деле? — усмехнулся он.
— Вы их синхронизировали перед опытом? — допытывалась юная исследовательница.
— Конечно, нет, — ответил он.
— Олли, — вмешалась в их разговор Риция, — часы тут не годятся. Они слишком грубы для этого. Если есть искажения во времени, то речь наверняка идет о микросекундах и меньше.
— Нет, — резко повернулась к ней Оливия, — по моим расчетам смещение должно быть вполне ощутимым, порядка нескольких секунд или даже минут.
— Это абсурд, — сухо возразила Риция, — проверь свои расчеты.
— Я не ошибаюсь, — вспыхнула Оливия.
Черные глазки сестры нехорошо сверкнули.
— А я это знаю на личном опыте, — сказала она.
«Ого!» — подумал Эдгар, — «что-то они уже не поделили. Нет, две женщины за одним пультом — это ужасно…»
— Она умна, но слишком своенравна, — раздраженно сказала Риция уже в буфете, — ведет себя так, как будто она гений.
— Она и есть гений, — усмехнулся Эдгар.
Они сидели за столиком у окна. Внизу, за стеклом, мокли под дождем модули на стоянке. Практиканты подкреплялись ближе к выходу, они о чем-то оживленно спорили и в то же время дружно хохотали. Молодость есть молодость!
— Кого ты привез, Эд! — покачала своей хорошенькой головкой сестра, — мальчик замечательный, но не слишком способный, к тому же рассеянный. А девчонка — умная, но просто ведьма.
— Ну а как остальные? — поинтересовался он.
— Там видно будет, — вздохнула она, — наставники пока не жалуются.
— Льюис ничего не говорил о своем дяде Рое?
— Пока нет. Знаешь, мы всё больше об аппаратуре разговариваем.
— Какого черта, Рики? Мы же договорились.
— Эд… я так не умею.
— Здрасьте, приехали!
Риция посмотрела виновато.
— Понимаешь, он такой застенчивый. Он молчит — я молчу. Он стесняется — я стесняюсь.
— Директор! — насмешливо взглянул на нее Эдгар.
— Да, директор, — краснея как девочка, сказала она, — и свои обязанности выполняю прекрасно. А влезать в душу я не умею. Попроси кого-нибудь другого.
— Мысль, конечно, интересная…
— Займись этим сам, наконец.