— Займусь, — кивнул он, — только девчонкой.
— Так и знала, — осуждающе взглянула на него Риция, — ты неисправим, Эд.
— Дело не в этом, — возразил он, — в ней что-то поменялось, я это чувствую, и я хочу в этом разобраться.
— Она похудела и стала привлекательной, вот и все перемены, — резко сказала сестра, — а тебе стоит напомнить, что она еще несовершеннолетняя.
— Ну вот, — усмехнулся Эдгар, — обвинен во всех пороках!
Он пил кофе, наблюдал за сестрой, и ему захотелось немного охладить ее назидательный пыл.
— Есть одна идея, — объявил он.
— Какая?
— По-моему, чтобы разговорить Льюиса, ему не помешает приятель. Из местных. Желательно ровесник. Веселый, общительный, легкий на подъем, артистичный, хорошо знающий город…
— Не хотелось бы посвящать в это кого-то постороннего, — неодобрительно покачала головой Риция, — так не годится.
— Не постороннего, — возразил Эдгар, с любопытством наблюдая за ее реакцией, — я говорю о Герце.
— О Герце! — тут же вспыхнула она, — ты что, с ума сошел?!
— Успокойся, Рики, — он сделал вид, что очень удивился, — что ты кипятишься?
Она даже вилку бросила, кулачки ее сжались, комкая бумажную салфетку.
— Да ты что! Знакомить Льюиса с этим чертобесом? Только попробуй! Льюис же, он такой, он просто…
— Так-так-так, — уставился на нее Эдгар, — что это вы, тетенька, так разволновались? Если ваш подопечный святой, то к нему и здесь ничего не прилипнет. Ну, походит по кабакам, глотнет «Парашютиста без парашюта», попробует аппирских девочек в термах…
— Перестань! — резко сказала она, — Льюиса я в лапы этому развратнику не отдам. Он мой, понятно? Я за него отвечаю!
— Та-ак, — Эдгар развалился в кресле, — и это говорит жена самого красивого мужчины во вселенной!
— Как тебе не стыдно, — окончательно покраснела Риция, — это совсем не то.
— Конечно, — улыбнулся он, — и вообще, я пошутил. Мой замечательный братишка так редко бывает трезвым, что ему вряд ли что-то можно поручить.
— Дурацкие у тебя шутки, — рассердилась сестра.
— Кажется, меня тоже только что обвинили в совращении несовершеннолетних, — напомнил он, — так вот, это тоже совсем не то.
Льюис и Оливия уже перекусили и направлялись к дверям. Эдгар неожиданно почувствовал прилив вдохновения.
— Олли! — крикнул он, вставая, — подожди. Можно тебя на пару слов?
5
Дождь слегка накрапывал. Льюис возвращался в общежитие один. Ребята разбежались по своим делам, а Оливия осталась с Эдгаром Оорлом и просила ее не ждать. Он побрел пешком по уже знакомому маршруту между бело-желтых домиков с палисадниками и синими крышами. Он любил бродить один. Иногда от этого получались стихи, но такие наивные, что показать их кому-нибудь было стыдно.
По дороге дождь неожиданно прекратился, как будто одумался, выглянуло солнце. Город просто радостно вспыхнул и заиграл всеми своими красками. Чисто отмытый и влажный, он блестел и переливался. Это было похоже на чудо и на доброе предзнаменование.
Льюис посмотрел на небо — оно было чистым, посмотрел на цветы — они выпрямляли склоненные головки, посмотрел на деревья — они расправляли слипшиеся листочки. Его заполнило счастье, простое, глупое, обыкновенное счастье, только оттого, что всё нормально. Всё хорошо, а будет еще лучше!
Вот в таком солнечном настроении он бодро вошел в вестибюль общежития, расписанный цветами и облаками. У не докрашенной стены стояла девушка и рисовала большую фиолетовую бабочку на цветке ландыша. Художница была миниатюрная, в голубых джинсах и оранжевой маечке с белым воротничком, светлые пушистые волосы были коротко пострижены, тоненькой рукой она выводила длинный черный усик у насекомого.
Льюис остановился совершенно счастливый. Он еще не видел ее лица, но уже был полон к ней дружеского расположения. Ему нравилось то, что она делает, ее детские, веселые рисунки.
Девушка наконец почувствовала чье-то присутствие за спиной и обернулась. На него взглянуло милое личико с добрыми серыми глазами, белая челочка лежала на золотистом от загара лбу. Примерно такого лица он и ожидал, как будто знал ее сто лет.
— Нравится? — улыбнулась она.
— Да, очень, — кивнул он.
— А говорят, что это детский сад, — она пожала плечиком, — я в самом деле расписывала ясли, и мне так понравилось… А вообще я и серьезные картины рисую.
— Ты этому училась?
— Да, в художественной школе. А теперь учусь в академии.
Льюис подошел поближе. Она была такая маленькая, даже не доставала ему до подбородка и смотрела на него снизу вверх. Ее хотелось погладить по пушистой головке как ребенка.
— А какая тебе бабочка больше нравится?
— Все. Но больше всех вон та, синяя. Она самая веселая и глаза у нее хитрые.
Девушка засмеялась.
— А ты здесь живешь? — спросила она потом.
— Да, в восьмой комнате.
— Странно… давно?
— Уже неделю.
— А! Так вы эти, гении с Земли?
— Что до меня, так я не гений.
— Скромничаешь?
— Да нет, — смутился он.
— Хочешь порисовать?
— Я?
— А что? Держи кисточку.
Так он впервые коснулся ее руки. Случайно. Когда брал у нее кисть. Потом он помнил это всё, во всех деталях. Они разговорились. Они были счастливы и беспечны и наивно думали, что просто подружились.