Сердце машины. Наше будущее в эру эмоционального искусственного интеллекта

Почему солдаты так поступают? Почему так поступил бы любой из нас? Карпентер и другие отмечают, что потребность или тенденция лучше узнавать друг друга и сближаться естественна для тех, кто работает вместе, даже если это не люди. И в таком поведении нет ничего необычного. Мы часто разговариваем со своими автомобилями, лодками и инструментами, так что неудивительно, что солдаты в боевых условиях делают то же самое. Как написал один солдат на военном форуме: «машины, гитары, оружие… в порядке вещей давать имена продуктам технологий… так что нормально думать, что роботы пожертвовали собой, спасая жизни»³.

Проясняя ситуацию, отметим, что солдаты не испытывали к роботам той привязанности, которая мешала бы им нести службу или становилась причиной конфликта в межчеловеческих отношениях. Когда Карпентер спросила у солдата по имени Джед, что он чувствовал, когда робот взорвался, он ответил:

Много чего. Ну, сначала немного злишься, что кто-то взорвал твоего робота. Тебя это слегка бесит, потому что ты попал, и теперь тебе светит самому вылезать из грузовика. А потом ты думаешь, вроде как этот робот отдал свою жизнь, чтобы спасти тебя, так что это немного грустно, но опять же это всего лишь машина, инструмент, который был там, а потом взорвался, а ведь на его месте мог оказаться ты сам, так что ты очень, вот просто ужасно счастлив тому, что это был всего лишь робот, а не кто-то из наших. В общем, целое море эмоций, и гнев вначале, и раздражение, эй, нашего робота взорвали. То, что ты только что потерял инструмент, на который полагался много раз, и что этот инструмент только что спас тебе жизнь… бедолага.

(Джед, 41 год, первый главный старшина ВМС)

Солдаты определенно очеловечивают своих роботов, пусть даже не в крайней степени. Очеловечивать – значит приписывать человеческие черты и качества объектам, которые не являются людьми (животным или неодушевленным предметам) и даже явлениям, таким как гроза или бушующее море. Психологи называют ряд причин, по которым люди это делают. Во-первых, предметы могут быть немного похожими на людей, например плюшевый мишка или кукла. Даже если в их облике нет ничего человеческого, то вместо физических черт предмет может обладать качеством, напоминающим о человеке, например о воспринимаемой жестокости или терпении. Во-вторых, очеловечивание помогает понять незнакомое. Вписывая что-либо в привычный контекст, даже не вполне точный, по всей видимости, помогает понять его функцию. Простые примеры таких ситуаций можно найти в языке. Ножки стула или глава организации весьма условно похожи на биологические прототипы, но сами слова очень точно определяют функцию. Наконец, у нас существует потребность в социальных связях. Наша врожденная способность к эмоциональному общению помогает нам лучше взаимодействовать с окружающими и лучше понимать мир. По всей видимости, именно благодаря такой способности мы получили в прошлом эволюционное преимущество.

Карпентер отмечает: «Для нас абсолютно естественно применять нормы взаимодействия с чем-то одним как образец для взаимодействия с чем-то другим, немного похожим. Это эффективный способ вторичной обработки знаний. Интересно, что иногда солдаты применяют модель взаимодействия „человек-человек" и „человек-животное" к роботам. Это не только попытка социализации ради социализации, но и разумный способ попытаться понять взаимодействие человека и робота, чтобы сделать его максимально эффективным».

К сожалению, в случае с обычными приборами подобное взаимодействие всегда было односторонним. Не важно, насколько отчаянно мы хотим показать свое огорчение забарахлившему тостеру. Он не сможет ни понять нашу точку зрения, ни изменить свое поведение в зависимости от наших чувств. По крайней мере пока.