Сердце Москвы. От Кремля до Белого города

Есть по меньшей мере три сказания о ее происхождении. Одно из них считается самым близким к «истине», и в нем рассказывается о некоей вдове, у которой была икона Богоматери. В те времена, а это было в Византии в IX в., когда правил иконоборец император Феофил, во времена гонения на иконы, потому что считали их продолжением языческого культа поклонения изображениям, к вдове пришли чиновники и хотели отобрать икону, но она уговорила их прийти на следующий день, а ночью пустила икону в море. К ее удивлению, она, встав на ребро, удалилась за горизонт и исчезла. Появилась икона только через 200 лет в сопровождении огненного столба перед монахами греческого Иверского монастыря на Афоне. Один из них пошел по морю и, взяв икону, поместил ее в храм, однако на следующий день она сама собой переместилась на ворота обители; монахи опять поставили ее в храм, а наутро обнаружили икону на воротах: так продолжалось до тех пор, пока ее не оставили в покое. С тех пор икона получила название Вратарница. Когда архимандрит греческого Афонского монастыря приехал в Москву для сбора милостыни, ему в компенсацию пришлось прислать в Московию копию этой иконы. Судьба этой и других копий несколько путанна. Известно, что доставили ее в Москву в 1648 г. и, по одной версии, через некоторое время поставили в соборе Новодевичьего монастыря, по другой – ее после пребывания в Никольском монастыре на московской Никольской улице перенесли в 1669 г. к Воскресенским воротам (хотя и не очень ясно, была ли она первоначальной копией). Сначала ее поместили в нише с южной стороны Воскресенских ворот Китай-города (то есть со стороны Красной площади), а после перестройки ворот перенесли на другую, внешнюю сторону.

Иверская часовня

Прослышав о чудесной иконе, в Москве захотели иметь ее копию. По заказу царя и при посредстве архимандрита Новоспасского монастыря Никона, будущего патриарха, доставили икону в Москву 13 октября 1648 г. и поставили в Успенском соборе, а оттуда в 1669 г. перенесли в часовню у Воскресенских ворот Китай-города, таким образом оправдывая ее название – Портаитисса, то есть Вратарница, хранящая вход в город. Вторая копия, заказанная уже патриархом Никоном, в 1656 г. была доставлена в Валдайский монастырь.

Часовня, в которой служили монахи Николо-Перервинского монастыря, перестраивалась много раз, в 1782 г. она была выстроена заново по проекту знаменитого Матвея Казакова и знатно «украшена столярною работою». В 1801 г. часовню обшили железом, устроили медные вызолоченные пилястры, украсили гирляндами и поставили наверху золоченую фигуру ангела.

Иверская икона Божьей Матери

Икона была одной из самых почитаемых в Москве, в часовню к ней приходили очень многие, и в особенности те, кто собирался предпринять какое-либо дело, будь то гимназический экзамен, торговое начинание или императорская коронация. Будущая теща Александра Сергеевича Пушкина привезла его к Иверской перед женитьбой (возможно, это было после возвращения из Болдина, зимой 1830/31 г.). Еще одну копию Иверской иконы развозили по домам в Москве, желающие принять ее записывались в очередь за несколько недель. Ее возили на специальной колымаге с шести утра и до шести вечера (в Пасхальную неделю и ночью), а в то время в часовне висела копия. Сохранилось много воспоминаний москвичей о том, как икону привозили в дом, как ждали ее, как встречали ее и проносили по комнатам, а перед выносом из дома хозяева дети и домочадцы проползали под ней. По небезосновательному мнению известного знатока русского искусства Д.А. Ровинского, чрезвычайная популярность иконы «не объясняется ни историческими, ни древностию, ни особенными чудесами», она больше зависела от места, где находилась, от «торности», суетности. Часть города около присутственных мест была действительно суетной, там с утра до вечера толпились ходатаи по делам, сутяжничающие, ищущие справедливости, что нашло отражение в русской литературе. Поэт-сатирик Н.Ф. Щербина написал:

Здесь воздух напоен дыханьем молитвы,
Сюда мошенники приходят для ловитвы.
Здесь умиление без носовых платков
И благочестие нередко без часов.

На это стихотворение уже после слома часовни отозвался комсомольский поэт Александр Жаров:

Ах, нет, поэт!
Все в вихре изменения,
Мошенничий
Мы выжигаем след.
Ловитвы нет,
Нет густоты моленья…
А главное —
Часовни нет.

Воскресенские ворота и Иверская часовня перед сносом

Иверская часовня много раз упоминается в русской литературе.