– Где же вы? Ведь вы и не воображаете, какой успех! Все вас спрашивают, хотят видеть; а иностранцы даже не верят, что картина писана в России. Пойдемте скорее, я вас представлю… Прежде всего к его высокопреосвященству. Не забудьте, ради бога, подойти под благословение…
Вот и здесь я должен сказать правду: великий зиждитель не скупился на признание моих посильных трудов в любимом деле. Я был щедро награждаем славой и успехом выше меры. И здесь торжество было неожиданно и громко».
Теперь картина Репина находится в фойе Московской консерватории напротив входа в партер, где в окне прежде находился витраж «Святая Цецилия», разбитый во время войны взрывной волной. Окно заложили и поставили картину.
«Славянский базар» в продолжение еще многих лет был местом проведения самых разнообразных музыкальных встреч и концертов: вот, в 1890 г. в газете «Русские ведомости» появляются объявления о том, что в «зале Славянского Базара имеет быть большой концерт соединенного хора московских цыган», в котором участвовали все тогдашние солистки – Саша Соколова, Ольга Дмитриева, Маша Филиппова и другие, а следующее объявление гласило, что там же дают музыкальный вечер кружок любителей игры на балалайках. В 1897 г. здесь состоялся «прощальный цыганский концерт Вари Паниной», а в 1900 г. давал представления Сиамский придворный театр.
Комплекс «Славянского базара» был центром панславянского движения, приобретшего большое распространение в 70-х гг. XIX в., и Александр Александрович Пороховщиков играл в нем не последнюю роль. Русское общество было взволновано тогда жестокими преследованиями славян в Болгарии, находившейся под властью оттоманской Турции. Как писал современник, «все в России было отставлено на второй план, и только один славянский вопрос завладел всеми умами до такой степени, что не было уголка России, где бы не горел славянский вопрос… Сборы, добровольцы, славянские комитеты – все пошло в дело…». Каждая отправка добровольцев превращалась в огромные демонстрации на московских улицах: служились молебны, кричали «ура», провожали на вокзал, где собирались такие толпы, что сами добровольцы не могли пробраться в вагоны.
Пороховщиков предоставил «Славянский базар» для вербовочной комиссии Московского славянского комитета. Со всех концов России сюда прибывали добровольцы, их осматривали врачи, снабжали деньгами на дорогу. Как позднее вспоминал Пороховщиков, «в Москве, на Никольской улице, во дворе Славянского Базара, с раннего утра до поздней ночи не расходилась толпа, ожидавшая очереди для опроса, собирания предварительных справок… Приходил и старообрядец Тимофей Морозов с вопросом, не шить ли ему на фабрике белье или какое платье для добровольцев, и, долго не получая ответа за недосугом вопрошаемого, бросил тысячу рублей на стол и ушел. Или вот, как лунь седой, монах, долго ожидавший очереди, спрашивает: „Чем могла бы помочь вам Свято-Троицкая Сергиевская лавра?“ Монах оказался настоятелем лавры, тем маститым архимандритом Леонидом, который 7 лет был настоятелем нашей посольской церкви в Константинополе. И получив ответ: „Готовьте больницу для больных и раненых“, он поклонился и, сотворя крестное знамение, засунул в кружку пачку денег, не говоря, каких и от кого». Пожертвования широким потоком шли в комитеты: если Московский комитет в 1875 г. имел всего 7 тысяч рублей, то за год, с 1 сентября по октябрь 1876 г., было собрано 742 тысячи. Часто бывало так, что не хватало времени считать деньги, и только зарегистрированные конверты с ними переносились в корзинах с Ильинки, где в Московском обществе взаимного кредита председательствовал глава Московского комитета И.С. Аксаков, на Никольскую, в «Славянский базар». Правда, приводили примеры деятельности исправников и становых на местах, «которые сумеют отобрать с пришибленного и безответного крестьянского населения огромные пожертвования не только в пользу славян, но и в пользу китайцев, японцев и даже турков».
Панславянское движение не брезговало экстремистскими заявлениями, призывая захватить силой черноморские проливы и присоединить Константинополь. «Турция должна прекратить существование. Россия имеет право занять Константинополь, так как свобода проливов для нее – вопрос жизненной важности», – призывал к неприкрытой агрессии идеолог панславянского движения И.С. Аксаков. Правительство косо смотрело на такую неконтролируемую и безответственную общественную деятельность, но не хотело принимать драконовских мер, а Пороховщиков даже удостоился аудиенции у императора Александра III, что вызвало саркастический отклик Салтыкова-Щедрина: «Совершенно гомерический рассказ о некоем проходимце Пороховщикове, который, не будучи никем уполномочен, ездил депутатом от гор. Москвы [к императору] и, к удивлению кн. Долгорукова, генерал-губернатора, посылал к нему телеграммы о своем времяпровождении в Ливадии… Ведь это почти повторение „Ревизора“».