Сердце на Брайле

Она резко остановилась. За ее спиной высоко в небе я увидел, как летит треугольник (равнобедренный или какой там еще) перелетных птиц, и подумал: скоро Рождество.

– Мне нужно много учиться, потому что в конце года я должна сдать очень важный экзамен. Это для меня всё.

– И что ты будешь делать, когда сдашь?

– Отправлюсь в особую школу, где буду уделять гораздо больше времени музыке, чем другим предметам.

* * *

Мы разошлись. Сердце мое надулось, словно вот-вот взорвется, и заколотилось. Проходя вдоль парка, я заметил дрозда: его расплющило по земле, как блин, клюв приоткрылся и был похож на желтую запятую. Птица еще трепыхалась, и я подумал, что именно так, пожалуй, выглядит сейчас мое сердце… Это не могло не вызвать во мне сочувствия к бедной твари. Я поднял птаху, которая показалась тяжелой, словно отлитой из свинца. Мне подумалось, что это, наверное, потому, что все жизненно важные штуки сосредоточились внутри тяжело раненного тела, чтобы оно меньше страдало.

Я помчался домой, бережно неся в руках этот мешочек перьев, внутри которого едва трепыхалась жизнь. Не очень верилось, что птицу удастся спасти. О дроздах я почти ничего не знал, но мне показалось, что этот парень ужасно мучается.

Этьен и Марсель давно меня ждали, но я всё равно нашел время, чтобы уложить моего найденыша в коробку из-под обуви, постелив на дно немного ваты, смочить хлебный мякиш в молоке и предложить несчастному. Но он ничего не проглотил. Этьен и Марсель уже приготовили свои инструменты и коротали время в мастерской за разговорами с папой, который копался в моторе «панара». С видом настоящего профессионала отец рассказывал им о машине, держа в руках стержень тарельчатого клапана, – так он очень походил на короля со скипетром. В некотором роде короля «панара».

– А вот и ты! Опаздываешь! Мы уже собрались уходить!

Я сообщил им, что меня задержала история с дроздом, но они лишь посмеялись над моим сочувствием к животным, вспомнив про лягушек. Я попытался как-то втянуть приятелей в миссию по спасению птицы, спросив, почему та ничего не ест.

– Наверное, объявила голодовку, – ответил Этьен.

Не очень убедительно.

Отправившись за старой электрогитарой, я как смог ее настроил – ми, ля, ре, соль, си, ми, примерно так, – да и вообще это не важно.

Этьен сочинил новую мелодию, а я придумал слова. Мы начали репетицию, но играли как-то совсем невпопад. Я весь размяк, и мне казалось, будто я держу в руках коленчатый вал, а не музыкальный инструмент. Этьен с Марселем тащились от результатов на все лады, ничего не замечая. Ну да, в отличие от меня, их музыкальным и эстетическим образованием никто в последнее время не занимался. Мы закончили запись, которую собирались отправить в разные студии. Больше всего я боялся, что братья разболтают о группе в школе. Насколько же я опущусь тогда в глазах Мари-Жозе? Я предпочел бы отрезать себе руку, чем прикоснуться к инструменту при ней. Поэтому и пришлось сказать Метро, чтобы те не болтали в школе о нашей псевдомузыкальной деятельности, а то типа нам начнут завидовать. Они со мной, правда, не согласились, потому что им очень хотелось выступить на школьном празднике перед зимними каникулами.

– Понимаешь, – заявил Этьен, – нет ничего лучше музыки, чтобы поразить девчонок!

Когда мы вышли из мастерской, уже стемнело и порядком похолодало, небо было усыпано звездами. Я подумал, что Мари-Жозе наверняка до сих пор пиликает на своей виолончели, и мне почти захотелось пойти послушать ее в консерваторию. Я сказал Этьену и Марселю, что мне надо повторить геометрию, потому что завтра нас ждет контрольная про конусы, пирамиды, шары и всякое такое.

– Да плевать нам как-то на конусы и пирамиды, – ответил Марсель, – и на хромую училку тоже. Как-нибудь мы отберем у нее костыли, чтобы вырезать из них дудки, и тогда она точно до нас не доберется…

Этьен расхохотался, а я пожал плечами.

– Ничего вы не понимаете: не так-то весело носить мертвого ребенка в правой ноге.

Они вытаращились во все глаза. Ребята ничего не поняли, и я теперь выглядел в их глазах полным придурком, поэтому еще больше восхитился моим дорогим египтянином, который когда-то отлично сообразил, что я хотел этим сказать.

Затем Метро объяснили, что им всё равно коллеж до лампочки, поскольку они уже нашли свое призвание. Один знакомый птицевод рассказал им, что так и не удалось изобрести машину для вырезания филе из куриных тушек. Поэтому резчики филе всегда пользуются спросом. В целях экономии времени предприятия помещают тушки на конвейер: правши вырезают филейную часть тушек слева, а левши – справа. Так вот, оказывается, предприятиям не хватает левшей, им даже больше платят. А Этьен с Марселем оба левши. С тех пор как они узнали о подобной возможности, совершенно забросили учебу. Их оценки за первый триместр оказались еще хуже, чем в прошлом году.

– Нас уже ждет карьера!