Сердце на Брайле

Папа любил приходить в кабинет, чтобы подвести итоги, поразмышлять над жизненными трудностями и обдумать важные решения. Здесь он чувствовал себя как рыба в воде. Разноцветные огоньки мигали на улице, иногда их мерцающий свет врывался в кабинет. Благодаря причудливой игре теней висевшая на стене карта отражалась на папином лице, и казалось, что улицы и бульвары стали его венами.

Я посмотрел в окно. «Панар» ждал нас где-то внизу. Свет проливался жидкой пылью, улицы блестели, словно лакированные. Я вспомнил о Мари-Жозе, о том, как она не узнала меня днем, и повертел в кармане модель «Дины» 1954 года. Мне показалось, нас с Мари-Жозе связывает сегодня вечером тонкая невидимая нить.

– Папа?

– Да.

Сверяясь с экземпляром своего журнала, отец разрабатывал наш сегодняшний маршрут. Он превратился в крошечный силуэт в темноте.

– Каково это, когда кого-то любишь??

Папа поднял голову, посмотрел на меня и прочистил горло – всё из-за той самой застенчивости.

– Происходит… гм, дай-ка вспомнить… Похоже на конец изгнания.

– Это когда ты далеко от своей страны?

– И от своей страны, и от себя. Понимаешь?

– Конечно, за кого ты меня принимаешь? Но кое-что меня сильно беспокоит. Любовь – она в любом возрасте одинаковая?

– Абсолютно одинаковая, старик. Она всегда похожа на атомную бомбу, разорвавшуюся на клубничном поле. А клубника – это ты!

– Мой друг Хайсам думает, что если не читать романов о любви, то никогда и не влюбишься.

– Скажи ему, что ничего он не понимает.

– Никогда не посмею, папа… но это не страшно, у меня еще есть время, чтобы составить собственное мнение. Что это за книги?

Я взял одну наугад. Папа подошел ко мне и заглянул через плечо.

– Анри Бордо… «Роквийарды»…[41] Никто сегодня такого не читает… история одной семьи… отца и сына… Да, никто больше о нем не вспоминает… Плохая книга…

– Не как Александр Дюма?

– Нет, не как Александр Дюма. Идем?

– Да, папа.

На огромной карте он показал мне маршрут, которым мы поедем. Отец перечислил кучу названий, вероятно, ему знакомых, но мне они совершенно ни о чём не говорили. Мы спустились обратно в «Канаду». Одна-единственная маленькая лампочка слабо освещала длинную и узкую комнату, рассеивая желтоватый, немного грязный и липкий свет. Отец доверил мне длинный список вещей, которые предстояло развезти по адресам. Я вслух называл ему предметы, а он доставал их с полок. Забавно было ходить вот так, вдвоем, по следам дедушки.

– Оригинал «Шаббата» Мориса Сакса[42] для братьев Делаландов?

– Есть!

Я поставил галочку напротив упомянутого предмета.

– Десять путеводителей по Лавалю для мадам Пти-Мириу?

– Есть! Отлично!

– Ортопедический протез, якобы принадлежавший Саре Бернар[43], для подполковника Момора?

– У меня!

– Рукописное письмо маршала Лиоте[44] для отца Лелё?

– Чудно!

Мы погрузили свертки в «панар».

– Мы с тобой отличная команда, папа? – спросил я.

– Да, замечательная, – ответил он с улыбкой в голосе.

* * *

Чуть позже мы снова углубились в ночь. «Панар» был битком завален свертками, а мы походили на Дедов Морозов. Наша машина ехала направо, налево, выделывая всякие причудливые спагетти по городу. Мне казалось, что мы совсем заблудились и будем колесить так часы напролет, как какие-то клоуны. Папа рассказывал о своем журнале, о клиентах, крайне чувствительных натурах, с которыми следовало обращаться осторожно, – но его голос доносился откуда-то издалека. Иногда я почти засыпал, папа оставлял меня в машине, и я видел, как он удалялся с огромной коробкой в руках и исчезал за дверью. Один раз я заметил, как он вынырнул посреди темноты из какого-то здания и помчался к машине, как к своему Ноеву ковчегу, а на балконе появился мужчина в халате и принялся выкрикивать в адрес папы оскорбления.

– Чего он от тебя хочет?

Папа вытер лицо большим носовым платком.

– Не знаю. Каждый раз одно и то же. Когда я еще там, наверху, всё в порядке, он выглядит довольным, а потом, пока я спускаюсь по лестнице, что-то случается. Видимо, это просто сильнее его, ему просто необходимо меня оскорблять.

Мы проехали мимо уснувшего ботанического сада и добрались до отеля «Лютеция».

– Помнишь ту передачу про концлагеря?

– Да, помню, туда отправляли евреев…

– Не только евреев, но да, многие заключенные были евреями… ну, когда они в конце концов вернулись из лагерей, те, кто не умер… их поместили в этот отель…

– Красивый отель… должно быть, им понравилось! А комнат на всех хватило?

– Они сюда не отдыхать приехали, балбес, их просто собрали вместе, чтобы они воссоединились с семьями и нашли жилье.

– То есть это что-то вроде сортировочной станции?

– Можно и так сказать.

– Я рассказал Хайсаму про эту передачу, потому что, знаешь, он вроде как одновременно египтянин, турок и еврей…

– Всё вместе?

«Панар» катил на юг по пустой магистрали.

– Да, всё вместе… Он очень умный, поэтому ему ни к чему быть как все. Короче, я так и не понял, как это работает… Он мало болтает… Так вот, когда я ему рассказал про передачу, он уже знал о нашистах…

– Нашистах?

– Ну да, немецких солдатах, если хочешь…

– Нацисты…