Сердце на Брайле

Всё еще усатые, мы расхохотались и вошли в огромный прозрачный лабиринт. Перемещаться там надо очень осторожно, иначе врежешься носом в прозрачную перегородку. Какие-то дети вопили, потому что потеряли родителей. Точнее, они их видели, но никак не могли до них добраться – такое обучение изгнанию. И я подумал, что это очень похоже на жизнь: мы в ней крутимся-вертимся, вроде бы совсем рядом, но никак не можем коснуться друг друга. Мы с Мари-Жозе сосредоточились и пробродили так добрую часть времени. Но в какой-то момент я обернулся и понял, что никого рядом нет. Пустота еще больше вгоняет в замешательство – вот вам мое мнение. Мари-Жозе стояла в нескольких метрах позади: она помогла какому-то малышу встать на ноги и вытирала ему платком хлынувшую из носа кровь. Я подумал о своем дрозде. Потом к малышу подбежала мама и взяла его на руки, громко возмущаясь дурацким аттракционом. Когда я направился к Мари-Жозе, оказалось, что нас разделила стена: мы двигались параллельно друг другу, предвкушая скорую встречу, однако в самый последний момент убеждались, что по-прежнему находимся в разных коридорах. Поначалу было смешно, но с каждым мгновением паника возрастала. Каждый из нас попытался оставаться на месте и подсказывать на расстоянии, но бесполезно: мы не могли ни сойтись, ни прикоснуться друг к другу, словно более не существовало способа пересечься, или помочь, или даже понять друг друга. В итоге мы оказались в тупике, разделенные стеной из оргстекла. Мари-Жозе криво улыбалась. Я уже не знал, сон это или реальность. Она приложила руки к стеклу, широко растопырив пальцы, а я прижал к ним свои ладони: казалось, нас распяли лицом к лицу с разных сторон креста. Так мы провели долгое время, не в силах оторваться друг от друга, словно смотрелись в зеркало. В итоге мы встретились уже снаружи. Ярко светило солнце, пахло сахарной ватой. Мы отправились на автодром, и Мари-Жозе захотела сама управлять машиной.

– Понимаешь, может, я катаюсь на таких штуках в последний раз…

Мне казалось, что все на нас пялятся, и я очень даже обрадовался, потому что подумал, будто нам попалась самая крутая машина. Только через несколько минут я понял, что Мари-Жозе вела с закрытыми глазами, и подумал, как сложно будет продержаться до конца года, не вызвав подозрений. Я уже почти решил заговорить на эту тему, но быстро сдулся.

Окончательно вымотавшись, мы вышли на ярмарочные аллеи. Огни аттракционов сливались с новогодними гирляндами. Было холодно, и из наших ртов вырывались маленькие облачка инея. Вдруг Мари-Жозе остановилась, схватила меня за руку и крепко стиснула.

– Давай прокатимся на поезде страха!

Она выглядела такой счастливой при мысли о том, что мы будем пугаться вместе! Мне не очень хотелось, пришлось сделать вид, что я спокоен, но моя голова была занята мыслями более грустными и страшными, чем все призраки мира. Я представлял, как Мари-Жозе отвозят в специальное заведение для слепых и оставляют там одну с чемоданчиком. Как она машет рукой в пустоту. Я подумал, что надо посоветоваться с Хайсамом, он, пожалуй, единственный, кто может помочь мне во всём разобраться. Но пришлось выгнать эти мысли из головы, потому что над нами летали светящиеся скелеты и делали так: «Ух! Ух!» – было страшно, Мари-Жозе даже прижалась ко мне. Я чувствовал, как ее волосы щекочут мне щеку, и подумал, что побриться было правильным решением. Вдруг наш вагончик надолго остановился. В темноте раздавались мрачные звуки. Мари-Жозе прошептала мне:

– Я боюсь привидений!

И я не успел ничего ответить, как почувствовал, что ее губы коснулись моего рта. Она прижалась так сильно, что я даже не отреагировал и завис, открыв рот. Ее же язык крутился во все стороны, как юла. Я чуть не прыснул от смеха, но сдержался, потому что так лучше. Сразу после этого вагончик тронулся – прощайте, призраки. Мы отодвинулись друг от друга и выехали на свет. Было как-то неловко. Мари-Жозе выглядела задумчивой, и я подумал, что она уже жалеет о случившемся.

– Ты какая-то грустная.

– Нет, вовсе нет. Я, правда, не уверена, так ли это делается. На прошлой неделе я прочитала в приемной у стоматолога инструкцию в журнале «Флирт и нежность». Там всё так и описывали, но, знаешь, с инструкциями всегда очень просто напутать…

– Нет. Всё правильно. По крайней мере в теории.

– А на практике?

– Не знаю. Я только про теорию знаю.

* * *

Потом мы быстро разошлись по домам, потому что она собиралась еще позаниматься на виолончели, а я уже опаздывал на репетицию с Этьеном и Марселем. В конце мы пожали друг другу руки – это было забавно, и я подумал, что близость – не такая уж простая штука. Но я не сердился, мы расстались на хорошей ноте, и мне даже не терпелось подвести итог всей сложившейся ситуации. Однако для такого рода операций, как часто говаривал мне папа, требовалось остаться одному.