Было бы довольно сложно не заметить существо длиной шесть метров, пусть даже и с низкой температурой. На что Пихён возразил, что Тинахан с его копьём выглядит куда заметнее, и вообще на жуке, в случае чего, можно оперативно улететь куда-нибудь. Кейгон подумал, что такая возможность вполне может им пригодиться.
– Но разве он не ломает эти проклятые деревья и не жрёт все цветы, что видит? А то наши фанатики захлебнутся от гнева, пока будут преследовать нас. Только и делают, что бдят за этими чёртовыми деревьями, – выругался Кейгон.
– У вас никогда не было диких жуков? Он же может есть по чуть-чуть, не привлекая внимания. Наш На́ни ест совсем немного. Разве по нему не видно? – не унимался Пихён.
Наш Нани. Кейгон и Тинахан перевели взгляд на внушительных размеров рог, а затем на толстый панцирь жука и подумали, что Пихён очень жуткий. Это же надо было додуматься назвать жука-самца именем великой красавицы[1]
. В конце концов Кейгон всё же позволил Пихёну взять его с собой. Поэтому теперь он, полностью осознавая свою ответственность за принятое решение, как мог игнорировал жука, который передвигался по лесу с диким рёвом, обгладывая при этом драгоценные деревья нагов. Как и обещал Пихён, Нани не ломал деревья. Он просто проголодался через час после начала путешествия и всего лишь набросился на дерево. Безучастно глядя на эту сцену, Тинахан думал о том, кто же всё-таки издавал больше шума: сам Пихён или его питомец.Наконец пришло время, когда токкэби и его жуку всё же пришлось сбавить обороты и немного успокоиться. Кейгон решил, что пора устроить ужин, и в качестве главного блюда выбрал обезьяну, сидевшую неподалёку на дереве.
– Тинахан, будь добр…
Тинахан кивнул и поднял с земли первый попавшийся под руку камень. Он подождал, пока Пихён встанет позади, и затем со всей силы бросил камень в верхушку дерева.
По мнению лекона, он взял действительно обычный камень, но для обезьяны это было всё равно что скала. Скала, которая пролетела быстрее стрелы, мгновенно убила её и вдобавок переломала все ветки на дереве.
Пока Пихён крутился где-то сзади, а Нани копал землю, Кейгон и Тинахан разделали обезьяну, завернули её в огромные листья и зарыли в землю. Затем оба заворожённо уставились на Пихёназамерев в ожидании.
Когда Кейгон узнал, что одним из его спутников будет токкэби, он сразу задался вопросом, как же тот сможет отказаться от своего пристрастия к огню на время их путешествия. Кейгону, который постоянно пересекал границу и бесчисленное количество раз встречался с нагами, уже можно было не заставлять себя есть сырое мясо, но он всё равно предпочитал не создавать себе лишних проблем, разводя огонь для готовки на вражеской территории, и ел мясо сырым. Но как же поведёт себя токкэби, который запекает даже фрукты, прежде чем съесть их?
Однако Пихён нашёл выход и из этой ситуации. Разве можно было ожидать чего-то другого от токкэби? Тинахан, который до сих пор не был уверен в удачности затеи того, кто в их группе исполнял роль чародея, осторожно коснулся земли, а наблюдавший за ним Пихён громко рассмеялся. Земля была холодная. Через некоторое время они вновь раскопали яму и обнаружили там обгоревшие листья и хорошо пропечённое мясо. Пихён с помощью своего огня токкэби приготовил обезьяну прямо в земле. Пробуя готовое мясо, Кейгон подумал, что, возможно, это не выдумки и токкэби действительно могут развести огонь даже в воде.
Следопыт был смущён тем, что, глядя на своих спутников, он чувствовал, что у него тоже улучшилось настроение.
Кейгон никогда не смог бы полюбить Киборэн. И этому есть простое логическое объяснение. Он ненавидит нагов, а наги любят свой лес. Следовательно, Кейгон ненавидит и его тоже. Если предложить ему выбрать между тем, чтобы сжечь все леса в мире или сжечь всех нагов, он без сомнения выберет первое. Обычная смерть была бы слишком лёгкой для нагов. Куда приятнее сначала сжечь их леса и тем самым причинить им ни с чем не сравнимую боль.
Однако сейчас, когда последние лучи заходящего солнца бросали свой свет на мир; когда лес начинал петь свою песнь закату; когда золотистые лучи, пробивающиеся сквозь верхушки деревьев, скользили, словно шёлк, по воздуху; когда токкэби, поглаживая своего жука, вдруг обернулся и с беззаботной улыбкой посмотрел на него, Кейгон вдруг почувствовал, будто вернулся в то время, когда он мог с радостью ждать завтрашний день.
Закончив с едой, он ощутил необъяснимое умиротворение и даже согласился на просьбу Пихёна рассказать о происхождении своего меча.
– Давным-давно жил лекон, который был недоволен тем, что у него был всего один меч. Он считал, что раз у него есть две пары обуви и две пары перчаток, то и мечей тоже должно быть два. Так, спустя некоторое время в Последней кузнице для него были выкованы два прекрасных меча.
Тинахан легко улыбнулся и одобрительно кивнул. Пихён сидел, прислонившись к своему жуку, и внимательно смотрел на Кейгона. В догорающем закате тропические джунгли выглядели как картина, которую художник почему-то решил перекрасить в красный.