Сердце, открытое любви

Элис полностью погрузилась в заботы о Жако. Он чувствовал себя значительно лучше и все чаще улыбался. Он даже смеялся, когда она мыла его в ванночке. Она протянула ему игрушку и наклонилась поцеловать, не обращая внимания на то, что он весело бьет ручкой по воде. Брызги летели в разные стороны, в том числе и на нее.

— Какой же ты милый, Жако. Как я тебя люблю.

Ей доставляло огромное удовольствие кормить его после ванны, а затем петь колыбельную, видя, как он сладко засыпает. В этот момент Элис впервые пришла в голову мысль, что она сама могла бы воспитать младшего брата, дать ему дом и любовь, которая необходима ребенку. Если Жюльен ее поддержит, они могли бы стать семьей для Жако. Бабушка, конечно, тоже с ними согласится, ведь это же самое разумное решение. Она уже не молода, ей не хватит сил воспитать внука и дать ему все, что нужно. Элис же его сестра и может стать для него матерью.

Она положила малыша в кроватку и задумалась. Мысль окрыляла. Мадам Лоран и Жюльен могут настаивать на том, что Жаку лучше расти во Франции, но она сможет найти решение. Она останется здесь и выучит этот прекрасный язык, Жюльен ей поможет. У него будет шанс видеться с племянником, а у нее с дядей ее брата. Она станет частью его жизни, и, возможно, он еще раз ее поцелует…

Элис машинально прикоснулась к губам, не сводя глаз со спящего ребенка. Ей потребовалось все воображение, чтобы вспомнить свои ощущения в тот момент, когда губы их соприкоснулись.

Внезапно она ощутила пустоту, время текло бесконечно медленно, и она не представляла, чем его заполнить. Пока Жако спит, она может быть свободна, а монитор давал ей возможность перемещаться по дому.

Она могла спуститься вниз… к Жюльену.

Некоторое время Элис боролась с соблазном, но все же не смогла устоять и вышла из комнаты с намерением хоть в щелочку посмотреть, что происходит в кухне. Подходя ближе, она все отчетливее ощущала божественный аромат еды, от которого в желудке заурчало так громко, что пришлось остановиться, положить руку на живот и дождаться, когда все успокоится. Еще два шага, и она уже различала голос Жюльена. Он говорил по-французски, поэтому Элис ничего не поняла, но голос звучал уверенно, а слова сливались в прекрасную мелодию. Кажется, Жюльен даже улыбается.

Она должна это увидеть. Дверь в помещение была плотно закрыта, но сквозь стеклянные вставки было видно, что внутри оно очень ярко освещено. Никто и не заметит если она чуть приоткроет дверь на несколько минут. Элис медленно нажала на ручку, и вскоре уже и думать забыла о том, что может кому-то помешать. Кухню было невозможно узнать. Дело было не только в том, что со всех сторон свисали микрофоны и прожекторы, не в человеке с камерой на плече, а в том, что внутри все было так чудесно украшено, словно снимали сцену из рождественской сказки.

На стенах висели гирлянды из зеленой хвои с вплетениями множества крошечных огней, в углу стояла большая елка, украшенная красными и серебряными игрушками, с люстры свисали веточки омелы. Огромный стол был сдвинут в сторону, и сервирован так красиво, словно через пять минут за ним должна была собраться на рождественский обед большая семья. Элис не могла оторвать глаз от полупрозрачного фарфора, сверкающего столового серебра и искрящихся в свете хрустальных бокалов. У каждого прибора лежала хлопушка из красной с серебром бумаги, в центре было оставлено место для блюд с угощением, а все остальное пространство стола занимали свечи в затейливых стаканах, хвойные гирлянды и венки из падуба. Пламя свечей и блики придавали всему этому великолепию таинственности.

Тихо играла рождественская музыка. Гимны были хорошо знакомы Элис, к тому же исполнялись на английском. Она сразу вспомнила, как чудесно они отмечали Рождество с мамой и бабушкой, и к горлу подкатил ком. Элис заставила себя отвести взгляд от стола.

Жюльен был у стойки, улыбался в камеру и что-то говорил. Волосы его были убраны в хвост, но лицо казалось совсем другим. Похоже, грим подчеркнул его темные брови, длинные ресницы и восхитительный оливковый тон кожи. На нем была одежда повара — белая туника, верхняя пуговица которой была расстегнута, а рукава закатаны, сверху повязан фартук. Может, Жюльен казался ей другим, потому что улыбка его была такой, какую Элис никогда не видела? Она была открытой, широкой, искренней. Жюльен выглядел очень счастливым. Это был человек, с огромным удовольствием делящийся тем, что умеет и любит делать. Он с таким мастерством и легкостью нарезал сельдерей и высыпал его в сковороду словно это было для него также естественно, как дышать. Невероятный контраст с тем Жюльеном, который стоял у кроватки племянника и растерянно смотрел на малыша. Тогда он не представлял, что нужно делать.