Сердце, открытое любви

Она отложила надкусанную свинку на тарелку, а о шампанском и вовсе забыла. Элис получала наслаждение уже от того, что могла наблюдать за ним, не стесняясь чувств. Она впитывала в себя все, что видела, и в этом процессе были задействованы не только глаза. Все тело ее жадно пыталось запомнить этого удивительного человека, все те прикосновения, которые он ей подарил. Все поцелуи и невероятное наслаждение, которое никогда не повторится и которое она никогда не забудет, даже если проживет сто лет и два года.

Нарезав сочного мяса, Жюльен выложил на тарелки и остальные приготовленные им закуски. Теперь на столе были традиционные блюда для английского рождественского ужина. Элис было любопытно, что приготовит его коллега для французской трапезы, но ей не хотелось вести разговор на профессиональные темы. Она мечтала только любоваться Жюльеном и говорить о них двоих.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы Элис испытывала желание говорить. Что бы ни происходило сейчас, казалось хрупким, существовала опасность разрушить эту бесценную для нее атмосферу любым неосторожным движением, словом, даже неуместным выплеском эмоций. Может, все же безопаснее обсудить кулинарные вопросы?

— Это самый вкусный рождественский ужин в моей жизни, — призналась Элис. — Я очень люблю маму и бабушку, но так готовить они не умели. Индейка у нас всегда была суховата.

— Надо положить немного масла под кожу. Я всегда так делаю в моем ресторане.

— А он открыт в Рождество?

— Нет, но две-три недели в декабре у нас в меню есть рождественские блюда. Так что, когда наступает праздник, мне уже совсем не хочется есть гуся или индейку.

— А что же ты готовишь?

— Ничего, — пожал плечами Жюльен. — Что мне отмечать? Для меня это лишь еще один день, когда можно не работать, а отдохнуть.

Элис отложила вилку. Неужели в его жизни нет никого, с кем хотелось бы встретить Рождество? Пожалуй, она должна была порадоваться, но ей стало немного жутко. Жюльен настолько одинок? Может, он намеренно избрал для себя такой путь и не захочет ничего менять в жизни? Как бы ни прекрасна была еда, у Элис мгновенно пропал аппетит.

— А в детстве?

Жюльен нахмурился, отложил приборы и взял бокал.

— В детстве я больше всего на свете боялся праздников.

Она не нашлась что сказать, поэтому молча смотрела на лицо Жюльена сквозь пламя свечи и старалась не дать разрастись зарождающейся боли в груди.

Он залпом допил оставшееся шампанское и потянулся к одной из бутылок вина. Предложив сначала Элис, которая решительно замотала головой, он налил вина только себе. Рубиновая жидкость наполнила хрустальный бокал. Элис смотрела как завороженная, от такой красоты невозможно было отвести взгляд. Жюльен закрыл глаза и пригубил вина. Распробовав, он сделал еще глоток и внезапно заговорил, глядя при этом на бокал в руке:

— Отец ушел от нас, когда мне было пять лет. Он женился на моей маме, потому что та забеременела, но постоянно твердил, что не хочет ребенка. Когда выяснилось, что скоро появится еще один, он не смог выдержать и ушел.

— О, Жюльен…

Сердце ее сжалось при мысли, что должен был переживать в душе маленький мальчик, зная, что отец никогда не желал его появления. Возможно, он считал себя причиной расставания родителей.

— Маме было очень тяжело справляться одной, и она при первой возможности вышла замуж. Она выбрала злобного и несдержанного человека, который использовал, как оружие, не только гадкие слова, но и кулаки. К тому же он слишком много пил. В праздники, например, день рождения или Рождество, он напивался еще больше обычного.

Словно бокал был напоминанием о тех днях, Жюльен поставил его на стол и отодвинул подальше.

— Ребенка обидеть так просто, — пробормотал он. — Поэтому я и не хочу иметь своих детей.

Сердце Элис упало в бездонную яму.

— Но ведь у тебя есть Жако. Ты его опекун…

— Потому я и должен обеспечить ему нормальную жизнь. Я не могу сам его воспитывать. Я не в силах растить ребенка. Я много работаю в ресторане, часто уезжаю на съемки для телевизионных программ, занимаюсь организацией и редактированием. Я не могу взять на себя ответственность за ребенка.

— Но ему нужна твоя любовь, — прошептала Элис. — Это не менее важно, чем благополучие и достаток. Может, даже больше. — Она видела, как он смотрел на кролика, как важно было для него, что Колетт передала любимую игрушку своему сыну. Видела, как он смотрел на Жако, когда малыш улыбался им обоим. — Ты говорил, что он похож на Колетт… а ты ведь так любил сестру…

Очень любил, раз бросил школу, чтобы защитить ее от отчима.

— Сколько тебе было лет, когда умерла ваша мама? — решилась спросить она, не дождавшись его реакции.

— Пятнадцать.

— А Колетт?

— Ей было десять. Совсем ребенок.

Да он и сам был ребенком.

— И тебе позволили воспитывать сестру одному в таком возрасте?

— Я бы солгал, сказал, что старше, если бы кто-то этим поинтересовался, но никому не было дела.

— Как же тебе было тяжело…

Жюльен рукой подхватил одну из свинок с блюда и тряхнул головой, словно отбрасывая в сторону сказанное ей.