И теперь, слыша ее голос, чувствуя изменения, понял, что многим. Пусть она и сама в этом не признавалась.
Как лекарь, Альдан видел, что иногда больной отрицает очевидное до самого конца… до тех пор, пока болезнь не станет необратимой.
Почему она сопротивляется?
Неужели из-за него?
Она взяла его руку в свою, а другой провела по щеке, невесомо касаясь ленты. Альдан не знал, с каким выражением она смотрит на него, но надеялся, что не с жалостью.
– Не надо. – Он отстранился. Она отдернула руку. – Помнишь, ты говорила, что нам нужно узнать друг друга?
– Помню, – тихо отозвалась она.
– Так вот, сначала ты… узнай себя.
Он отвернулся и замолчал, сохраняя остатки гордости.
– Кстати, Лесёна, – окликнул колдунью Минт. – Чуть не забыл… Тебе письмо из Ардонии.
– Что? Мне?
– Тут написано, что от твоей бабушки.
Но колдунью явно не обрадовала эта новость.
– Не думаю, что это правда, – призналась она. – Только если какие-то не в меру ушлые придворные разнюхали о моем прошлом и решили провернуть свой маленький дворцовый переворот. Разберусь с ними позже. Сначала – дела Нзира.
– Хорошо, что ты так мыслишь, – вдруг сказала Алафира. – Была еще одна причина, по которой Совет собрался до обряда проводов. Когда мы простимся с нашим царем, у Нзира должен быть новый.
– Разве Совета недостаточно?
– Дарен оставил повеление. Вскрыть при Совете. – Она развернула свиток. – Он написал, что если ты согласна, то должна стать следующей царицей Нзир-Налабаха.
Лесёна судорожно вздохнула. Альдану показалось, что она вот-вот разрыдается. Он стиснул кувшин… Но колдунья перевела дух и сказала:
– Нет.
– Такова воля Дарена, – сказала Алафира. Минт и Лада согласились с ней.
– Мы все тоже получили распоряжения от него.
Похоже, Дарен готовился покинуть Срединный мир и позаботился даже о том, чтобы оставить достаточное количество распоряжений. Его хитрость вновь перехитрила всех!
– Нет! – в голосе Лесёны слышались новые, угрожающие нотки.
– Нет?
– Почему? – Минт был явно удивлен.
А вот Альдан – нет. Он хорошо понимал, как тяжело примириться с царской ношей. Тем более когда тебе не оставили выбора.
– Я не гожусь в правительницы, – бросила Лесёна с горечью. – Лучше отпустите меня на поиски Крылатой.
Она развернулась и первой покинула лечебницу. Следом за ней в молчании вышли и остальные. Царёг тоже исчез.
У Альдана в руках исходил жаром готовый отвар. Придется пропустить обряд проводов.
Может, и к лучшему.
Колдуны-ученики и наставники спустили все разрушенные идолы в Ангмалу, и там же, на берегу, лежало тело царя Нзир-Налабаха.
Дарену надлежало уйти в прошлое вместе со всеми старыми богами.
А я не могла заставить себя смотреть туда.
Он и так чудился мне всюду. Он был в стенах этих палат, в каждой нити. Ветер, воющий в вышине, доносил мне его голос, шум листвы рассказывал о том, что все, что прежде было мечтами, обернулось страшным сном. Раньше мечты о том, чтобы вернуть Полуденного царя, пленяли меня, теперь же они казались жестокой шуткой.
И долгожданная правда говорила со мной письмом, мертвыми рунами, не оставляя возможности ответить.
Так значит, наш удел – стать орудиями в игре богов.
Вот почему мне вернули Дар, вот почему я жила.
Жила, чтобы разорвать связь между Дареном и Вороном.
Я искала его в легендах, хитросплетениях колдовских чар, на запутанных дорогах Светлолесья… в своих неверных воспоминаниях и чувствах.
И он ускользал от меня на каждой из них. Прячась за личинами, созданными для него другими.
Ждал меня.
Но шел к поцелую, как на плаху.
А я сделала то, ради чего пришла в Нзир-Налабах, но возненавидела себя и свою долю.
– Почтим же деяния и память царя Нзир-Налабаха! – запела Алафира.
Отталкивая, он желал защитить меня от Ворона. Если бы Ворон знал про силу нашей связи, он никогда бы не открыл мне истинное имя царя Полуночи.
И я бы никогда не спаслась из плена.
Никогда бы не убила Дарена.
Слезы потекли сами собой.
Его письмо словно воткнуло мне в грудь невидимый кол, и я должна была как-то с этим жить. Каждый день. Каждый день, в котором не будет его.
Пение колдуний слилось с шумом реки. Я вытерла слезы. Нужно держаться… Колдуны смотрят. Минт с Ладой стояли рядом. Минт хмурился, глядя на заходящее солнце, и то подчеркивало морщины, рано проступившие на молодом лице. Но Лада держала его за руку, и усталость казалась на его лице умиротворенной.
Колдуньи выплетали руны перехода. Над телом Дарена поднялась серебристая дымка.
Я сжала зубы, бросая последний взгляд. А хотелось кричать. Хотелось броситься к нему, взлететь следом… Нет, взреветь на весь Срединный мир сотнями невысказанных слов.
Нити кружили вокруг рук колдуний, и в тот миг, когда они выткали руну, замыкающую обряд перехода, на грудь Дарена опустилась черная птица. Она разинула клюв, и на влажном птичьем языке лежало живое человеческое лицо …
Я застыла. Окаменела.
– Слишком много крови отдал ты мне, царь, – вдруг раздался Шепот Ворона. – И теперь ты – мой.
Серебряная дымка трепыхнулась в резко сомкнутом клюве, а потом – быстрый миг! – Ворон единым мигом ударился о тело Дарена.