На берегу успели зацвести и завянуть цветы-однолетки, а Сейра до сих пор не вернулась. Смех и плач Лориаса давно не сокрушали этих мрачных серых стен. Лея летом тоже не появлялась, и, скорее всего, никогда уже не приедет.
— Ты всегда была права, Сейра, — обратился он к потолку. — Что мы с ней из разных миров, что проклятье настигнет ее в любой момент. Так почему мне все равно хочется, чтобы она пришла? Потому что мне одиноко? Я готов рисковать ее жизнью просто из-за того, что мне не с кем поговорить?
В ответ над пещерой завыла кукушка.
— Сейра, куда ты могла отправиться? Я не верю, что ты просто так взяла и бросила меня. Или тебе был неприятен мой болезненный вид? Или я плохо ухаживал за Лориасом? Я думал… мы семья. Ты должна была сказать мне, что хочешь уйти.
Давящая тишина и громко падающие каждые несколько минут капли воды действовали на нервы. Ларс закрыл ладонями уши, но от этого гул в голове только усилился.
Ларс долго и упорно искал сестру и племянника. На свой страх и риск он все время плавал почти у поверхности, чтобы увидеть или услышать Лориаса. Мальчик точно не мог находиться долго под водой. Как и любой двуногий, он быстро начинал задыхаться, и рефлексы заставляли его всплывать и глотать воздух.
Когда они не вернулись к назначенному времени, Ларс забеспокоился. Как только прошла ночь, а в пещеру так никто и не приплыл, Ларс запаниковал. Каждый день он тратил на обследование озера и всех его частей, которые могли бы как-то навредить человеку и русалке. Он даже плавал к болотам, но с каждым годом топь становилась все мутнее и непролазнее. Зеленая вонючая жижа привлекала лишь лягушек и черепах, и никаких следов пребывания других существ он там не нашел.
Сутками он проделывал почти один и тот же маршрут, выбиваясь из сил, забывая поесть и отказываясь от сна. Лишь когда энергия после нескольких бессонных ночей совсем покинули тело, он позволил себе, наконец, отдохнуть и выспаться. Несколько дней Ларс не приходил в сознание.
Потом Ларс стал размышлять: думал о всяком, и хорошем, и плохом. Обвинял Сейру в безразличии, в том, что она никудышная мать, раз не уследила за ребенком-двуногим. Потом снова начинал тревожиться, хватался за голову, рвал на себе космы, представлял, что какой-то нехороший двуногий навредил сестре и племяннику. Больше всего его злила собственная неповоротливость, ограниченность в передвижении. Он застрял в русальем теле и не мог сдвинуться ни на метр дальше от берега. Земля не принимала его, ветер и стражники-сосны гнали обратно в темные глубины и непролазные водорослевые заросли. Прекрасный русалий хвост, с которым он отлично маневрировал и управлялся в воде, на суше превращался в тяжелую обузу, неуклюжую и тупую.
Когда Ларс нашел в пещере окровавленный кинжал, то сразу понял, что сделала Сейра. Она ушла к двуногим. Знала ли она, что заплатит за это памятью? Ларс вертел в руке кинжал, каждый раз поражаясь его гладкой острой красоте. Сама суть этой вещи удивляла его: кинжал лишил жизни Вергия, и кинжал же подарил жизнь Лориасу. Теперь холодное оружие всегда было при водяном — он сплел веревочку из камышовой тростинки и привязал к кинжалу, который висел со дня исчезновения Сейры у него на шее.
Кинжал оказался невероятно полезным в хозяйстве. Ларс с нескрываемым удовольствием пользовался им вместо своих когтей, когда надо было выпотрошить рыбу. Он вылезал на заросший, нехоженый двуногими, берег, разрезал пойманных карасей под брюхом, кишки кидал в траву. Очень быстро вокруг него стали собираться лесные звери. Дикие коты и лисы по очереди, каждый из своего куста, следили за водяным. Как только тот заканчивал с рыбой и сам вгрызался с сочное розовое филе, за спиной Ларс начиналась драка за потроха. Вскоре животные стали подходить к водяному совсем близко, не видели в нем угрозы, а для самого Ларса это были единственные живые существа, с которыми он мог поговорить, пускай и монологом.
К двуногим, которые иногда в летнюю жару спускались под утес купаться, он не приближался совсем. Уловив веселый плеск и радостные визги, Ларс зажимал руками уши, чтобы не слышать их, и уплывал как можно дальше.
Ларс то мирился с мыслью, что Сейры больше нет с ним, то снова начинал воевать с самим собой, вступал в спор и выискивал невероятные аргументы в пользу того, что она просто уплыла куда-то и обязательно вернется. В голове не укладывалось, что уже никогда не услышит он ее колкостей, сестра не похлопает его по плечу и не обнимет. Больше не будет никаких сумасбродных поступков. Семьи тоже не существует. Теперь они сами по себе.