Сердце сокола

Это теперь Сантьяго понимал, что ничего необычного в такой задержке не было, а в шесть лет смертельно боялся потерять отца, как потерял ни разу не виденную им мать. И когда ночью, отослав от себя Матильду, он захлебывался предательскими слезами страха, именно Рейнардо, невесть как оказавшийся в его комнате, рассказывал ему про семью и обещал, что никогда не оставит брата. Он тогда еще не знал утрат и наивно полагал, что его родители бессмертны. А они ушли еще раньше, чем Эдуардо Веларде. И Сантьяго, в отличие от кузена, даже не подумал Рейнардо поддержать.

Нет, права, права была Кристина, когда говорила, что Рейнардо тянется к регенту в бесконечном одиночестве, лишь у него находя опору и понимание, в то время как по-настоящему родные люди от него отвернулись. И Сантьяго совершенно напрасно решил, что Кристина, будучи чужой в их семье, ничего не понимает. Собственное одиночество научило ее видеть там, где другие были слепы, собирая крохи тепла и зная им цену. А он еще и укорил ее этим, не желая разбираться и лишь собственное мнение счигая правильным. А она простила. И оттого, пожалуй, было особенно стыдно.

Сантьяго мотнул головой, загоняя угрызения совесть вглубь. Он привез Кристине хорошие вести, а увозил от нее один из лучших в своей жизни советов.

Если ему наконец удастся убедить Рейнардо, что он на его стороне, регенту придется несладко. И вчерашний спектакль, столь блестяще отыгранный Керрилларом, как будто давал Сантьяго самый реальный за последний год шанс.

Если, конечно, тот не был окончательно и бесповоротно уничтожен его женитьбой на сеньорите Даэрон. Сантьяго на месте кузена, пожалуй, не простил бы. Во всяком случае, не Кристину. Что за сокровище разглядел в ней Рейнардо, он теперь понял и сам.

Вчерашний вечер вспоминался со смешанными чувствами, и самым простым из них был гнев. Сантьяго злился на Кристинино недовольство им, на ее неуместные обиды и упреки, на собственное разочарование ее предпочтениями, на то, что ей по-прежнему плохо, даже в его поместье, что у него не хватает на нее времени и что он знает, какой выбор между ней и королем сделает, как бы тот его ни тревожил. Он не любил в себе эту слабость, но хотя бы понимал ее. Остальные чувства и желания были за гранью разумного.

Например, ревность: а надо, пожалуй, бьпгь последним глупцом, чтобы не признать причиной столь частой в последнее время неприязни к Рейнардо именно это чувство. И оправдывать себя тем, что Сантьяго претила приязнь Кристины к не заслуживающему того человеку, было уже бессмысленно. Ему откровенно нравилось ловить в ее темных глазах восхищение своими успехами, и он не желал делиться им даже с королем, хотя, казалось бы, именно о благополучии последнего и должен был в первую очередь думать.

Или уязвление, возникающее всякий раз, когда Кристина находила в его действиях изъян. Когда бы его интересовало чужое мнение? Даже будь он трижды не прав, Сантьяго предпочитал собственную позицию любой другой — и вдруг начал прислушиваться к словам Кристины, принимая их и раздражаясь, когда те не приносили удовлетворения.

Или горечь от ее огорчений — она прожигала душу едкой кислотой, вынуждая ощущать себя виноватым и беспомощным. Сантьяго не рассчитывал на подобный спектр эмоций, когда принял решение жениться на Кристине, и даже подумать не мог, что в самое сложное и опасное время вдруг позволит себе отвлекаться от взятого на себя долга.

Вот только эмоции раз за разом оказывались сильнее самообладания. Особенно те, что против воли вызывала Кристинина улыбка и ее полный радости взгляд. Сантьяго приходилось немало поломать голову, чтобы понять, чем он их заслужил, но уже после того, как на сердце становилось тепло и совсем уж необъяснимо волнительно. Да, Кристина волновала, и именно это, пожалуй, стало самым большим и самым неожиданным открытием.

Он обнял ее вчера, лишь чтобы утешить, еще не зная, что этот поступок лишит его покоя. Этот свежий запах и ощущение изумительно-нежной кожи под губами преследовали его потом весь вечер, не отступив даже после второй ссоры, свидетелями которой — а заодно и его поражения — стала вся прислуга.

Матильда потом долго и старательно прожигала его недовольными и полными возмущения взглядами, зная, что вмешательства в личную жизнь Сантьяго не потерпиг, и он на себе прочувствовал, какой пытке подверг Кристину, оставив ее на растерзание Матильде Луго. А потому, едва ужин закончился, принял кормилицу у себя в кабинете, подальше от чужих глаз и ушей.

— Говори! — разрешил он. Матильда пристально на него посмотрела, понимая, что следует выбирать слова.

— Я всегда желала вам счастья, сеньор Сантьяго, — наконец покачала головой она. — Если бы за него можно было отдать собственное, ничуть бы не пожалела. Вы мне что сын, и сами это знаете!

Каким будет продолжение, Сантьяго уже представлял. Но слышать о Кристине хоть одно дурное слово не желал.