— О, это будет весьма прискорбно, — покачала головой она и тоже осторожно провела пальцами по его лбу, спустипась по виску к щеке и почувствовала, что снова краснеет. — Лишь ваши глупости, сеньор, позволяют мне считать себя не такой бестолковой, как есть на самом деле. Если вы откажетесь от них, мне останется лишь молчать.
— Вот уж чего я совсем не желаю! — озвучил Сантьяго ее мысли. — Мне нужно многое рассказать вам, Кристина, и еще больше спросить, и ваше молчание я допускаю лишь в тех случаях, когда мы с вами найдем весомый повод не разговаривать.
А вот теперь щекам стало совсем жарко. Не так-то легко снова привыкнуть к мужу после долгой разлуки. И понять, когда он серьезен, а когда шутит. Мог ведь говорить и о размолвке.
— Мне известен лишь один весомый повод, чтобы оборвать беседу, — смущенно пробормотала она и не смогла не заметить, как у Сантьяго потемнели глаза.
— Именно его я и имел в виду, — чуть хрипловато проговорил он, и Кристина сама подалась к нему. Слишком сильное искушение. Слишком сладкое…
И все же долг для Сантьяго был превыше всего, и спустя пару минут он не преминул об этом напомнить.
— Я прошу прощения у вас, Кристина, за чересчур вольное обращение, — первым делом решил он расставить все точки над i. — Мне не хотелось придумывать для Рейнардо причину, по которой после четырех месяцев брака мы с вами все еще на «вы», и я, вероятно, оскорбил вас подобной выходкой…
Кристина покачала головой и решилась на правду.
— Ваши оправдания выглядят куда обиднее, — сдержанно сказала она. — Я было подумала, что наконец завоевала ваше доверие.
Теперь он стиснул ее пальцы так, что Кристине стало больно, но эта боль вытеснила горечь из ее груди, пустив туда предчувствие чего-то хорошего.
— Мое отношение к вам никак не зависит от моего обращения! — с искренностью поговорил Сантьяго. — Я был уверен, что вам неприятно столь бесцеремонное обхождение, и не желал уподобляться кузену в подобных фамильярностях. Но если вам осточертела эта возведенная этикетом стена столь же сильно, как мне…
— Ничуть не меньше, — улыбнулась Кристина, вдохновленная его неожиданной вспышкой. — Похулиганьте, сеньор Веларде. Вам это очень к лицу.
Сантьяго усмехнулся. Потом чуть отодвинулся, хотя доктор наверняка велел ему не шевелиться, и предложил Кристине переместиться на кровать. Но она только покачала головой.
— Хочу видеть ваши глаза, Сантьяго, — объяснила она и тут же в очередной раз вспыхнула, заметив его веселый обвинительный взгляд. — Твои глаза, — вполголоса исправипась она и пожала плечами. — Вряд ли я быстро научусь говорить герцогу Веларде «ты».
— С герцогом Веларде это весьма непросто, — согласился ее непредсказуемый муж. — Поэтому предлагаю начать с меня. Меня зовут Сантьяго, сеньора, и я к вашим услугам для любых хулиганств.
Нет, с ним просто невозможно было разговаривать, не улыбаясь и не радуясь каждому его слову! Судьба подарила Кристине знакомство с самым изумительным мужчиной на свете, и больше она ни за что от него не откажется!
— И Сантьяго расскажет мне обо всем, что с ним произошло? — решила она пойти ва-банк. — Ничего не срывая, без ложной скромности и заботы о моем душеном спокойствии?
Сантьяго усмехнулся и позволил себе погладить ее по щеке. Кажется, он не имел на это никакого права. Кажется, он обидел Кристину и так и не услышал, что она его прощает. Кажется, он нарушил все мыслимые законы чести, вынудив ее отвечать на свои дерзкие поцелуи, — и, кажется, она совсем не сердилась на него за это. А он придумал не один десяток оправданий, слишком хорошо понимая, что его бесчувственное казенное письмо никак не способно хоть немного скрасить то впечатление, что у Кристины должно было остаться после их последнего расставания.
И рана на спине, напоминающая о себе на каждой кочке убийственно длинной дороги до Нидо-эн-Рока, и вымотавшая больше, чем Сантьяго мог себе позволить в преддверии встречи с Кристиной, не давала ему в грядущем объяснении никаких привилегий. Сантьяго не хотел видеть в Кристининых глазах жалости; только восхищение, о котором в его состоянии приходилось лишь мечтать, но которое уже столь привычно лишило разума и толкнуло на столь же привычные хулиганства. Не давая ответа на вопрос, почему Кристина снова простила, но пробуждая в душе не менее хулиганское чувство, для которого там до сих пор не было места.
— Кажется, своей заботой я способен лишь разрушать его, — заметил Сантьяго, и Кристина закусила губу, скрывая улыбку, но, вне всяких сомнений, соглашаясь с этим утверждением. И меньше всего после этого хотелось говорить о делах. Хотелось обхватить Кристину за талию, затянуть ее на кровать, уложить на себя, заглянуть в озорные карие глаза, запустить пальцы под эти удивительные косы, которые сегодня окончательно свели его с ума…
Спину нещадно прострелило, напоминая о том, сколь несвоевременны сейчас подобные фантазии, и Сантьяго пришлось смириться с собственной несостоятельностью.