Сердце сокола

Но Рейнардо и не подумал на него взглянуть. Оперся на балконный парапет и всмотрелся в прибрежную линию. В честь его коронации весь город сиял праздничной иллюминацией, и лишь море оставалось черным и неприветливым, и Кристина, сама не зная почему, потерла место укуса, хотя оно уже почти не напоминало о себе.

— Надеюсь, вы не считаете меня неблагодарным человеком, герцогиня? — с легким вызовом произнес Рейнардо, так и не повернувшись к ней. Кристина качнула головой.

— Это последнее, что я могла бы про вас подумать, — негромко ответила она, и следом между ними снова установилась тишина. Рейнардо погрузился в свои мысли, по-прежнему глядя в темное море и, вероятно, позабыв о том, что на балконе он не один. Кристина так и осталась позади него, словно телохранитель, вынужденный всюду следовать за своим сюзереном и не имеющий права на собственные желания. Понимал ли его величество, насколько сложную судьбу выбрал себе Сантьяго, желая лишь защитить брата? Кристина теперь отлично понимала. Хотелось откланяться и уйти обратно, в тепло, к людям, в объятия любимого мужа, а не тонуть в этой угнетающей тишине, не зная, какой следующий шаг сделает король. А Кристина еще упрекала мужа его свободой и недоумевала над его усталостью? Неудивительно, что он вспылил. Она обязательно разыщет Сантьяго перед отъездом и скажет, как была не права. И быть может…

— Вы, кажется, что-то говорили о подарке, герцогиня? — наконец словно бы проснулся Рейнардо и повернулся к ней. Кристина поспешно протянула ему приготовленный кошелек.

— Не от меня, как ни горько признаваться в собственной недогадливости, — присела в реверансе она. — Дарительница просила не называть ее имени, но очень хотела порадовать вас в день рождения небольшим подношением.

Она опустипа голову, а потому не видела, с каким выражением лица Рейнардо принял кошелек. И неуютно поежилась, когда он, после очередного молчания, насмешливо поинтересовался:

— Белый ландыш, герцогиня, что бы это могло значить?

Ответить Кристина не успела. Балконная дверь звякнула стеклами, слишком резко распахнувшись, и Кристину насквозь прожгли надменные серые глаза Сантьяго Веларде.

— Вижу, сеньора, вы не теряли времени даром! — с таким презрением произнес он, что Кристина судорожно сжала руки. — Полагаете, постель его величества будет мягче постели его кузена? Так не рассчитывайте, что я стану это терпеть! Позорить собственное имя я вам не позволю!

У Кристины сбилось дыхание от жестокости его слов. Неужели он заподозрил ее в измене? Как ему пришло это в голову? Разве она давала такой повод? Разве не отказала его величеству, когда он предлагал ей руку и сердце, а не одну лишь постель? Разве не подарила свое сердце и всю себя мужу, который словно бы позабыл и об их клятвах, и об их поцелуях?

Так за что же?..

Она шагнула было вперед, но Рейнардо опередил ее с ответом. Хмыкнул и опасно прищурился.

— Тебе ли говорить о честности, Сантьяго? — с таким озлоблением поинтересовался он, что Кристине вдруг стало по-настоящему страшно. — Не ты ли, будучи влюбленным в мою сестру, женился на сеньориге Даэрон? И не ты ли предлагал мне ее в любовницы? А теперь вдруг вспомнил о собственной репутации? Не слишком ли поздно, любезный брат? И не слишком ли подло?

Кажется, он еще что-то говорил, но Кристине все стало безразлично. Неужели Сантьяго, ее Сантьяго, самый честный и благородный человек на свете, был тайно влюблен в Викторию и предлагал Кристину королю в любовницы, желая от нее избавиться? Этого просто не могло быть, и Кристина безотрывно смотрела в любимое лицо, беззвучно моля, чтобы Сантьяго возмутился, обвинил кузена во лжи, опроверг эти ужасные уничтожающие слова, но он молчал, лишь убивая ее сердце своим презрением, и то наконец закаменело.

Кристине показалось, что она очутилась среди черной гулкой вязкой тишины. Одна. Не справляясь с мучительной болью.

— Простите меня, сеньоры, но здесь становится чересчур холодно, а я не взяла с собой накидку, — ровно и бесстрастно произнесла она. — Доброго вам вечера!

С этими словами она обошла так и не сдвинувшегося со своего места мужа и покинула балкон.

Глава пятьдесят седьмая: Патент

То, что Сантьяго увидел на балконе, стало последней каплей.