Сердце сокола

Раз за разом Сантьяго прокручивал в голове сегодняшний день. Сердце требовало найти Кристине оправдание вопреки всему тому, в чем он себя уже убедил, и Сантьяго мягкотело подчинялся ему, не желая отпускать. Но что он мог предъявигь в ее защиту? Одно утешающее рукопожатие? Один взволнованный взгляд? Одно прикосновение к его плечу, почти растопившее его подозрительность и позволившее поверить, что Кристина тоже к нему неравнодушна? Слишком мало, чтобы склонить чашу весов на сторону ее преданности фиктивному мужу. Потому что на другой чаше лежал груз, способный раздавить герцога Веларде вместе с его гордостью и мальчишеской влюбленностью. To, как Кристина смотрела сегодня на Рейнардо во время танца, он не забудет никогда. Эта нежность и восхищение в ее глазах всегда принадлежали ему, и именно они его покорили — стремительно и безоговорочно, и именно они так вросли в душу, что вырвать их можно было только искалечив ту напрочь. Сантьяго никогда еще не влюблялся. И не думал, что герцог Веларде Солар может оказаться в числе рогоносцев.

«Не предполагал, что среди Соларов есть подобные глупцы», — заявил ему в глаза Рейнардо, явно имея в виду эту самую слепоту королевского кузена, вот только почему Сантьяго до сих пор слышались в этой фразе обнадеживающие нотки? Как будто кузен смеялся над его ревностью, а не над доверчивостью, и не видел для первой причины. Это было в высшей степени странно, памятуя об отношении короля к собственному телохранителю и его вечном желании доказать свое превосходство перед кузеном, но, говоря по совести, желай Рейнардо Кристину, ничего не мешало ему сообщить Сантьяго о своем намерении сделать ее королевской фавориткой, и сам черт был бы ему не указ. Или он пока не понимал чувств к нему Кристины, не видя в ее поведении того, что так явно рассмотрел Сантьяго: восхищения им, изменившимся, и желания быть ему полезной? В этом и заключалась Кристинина любовь, к которой Сантьяго оказался столь неравнодушен и которая, сколько ни спорь с собой, еще недавно принадлежала ему, а не его сопернику. И не в словах было дело, а в этих самых взглядах, в учащенном дыхании, в осторожных ласках, в отзывчивости и страхе разочаровать. И Сантьяго чувствовал, что нужен ей, и от этого ощущал себя глупо счастливым.

Почему же не удержал? Нет, дьявол его подери, не было в Кристининой душе подлости, и, если теперь она отдала предпочгение Рейнардо, значит, тот его заслужил! В конце концов, разве не он был столь внимателен к Кристине все последние дни? Разве не он обратил внимание на то, что ей не хватает достойных нарядов и украшений? Разве не он сразу заметил, сколь неуважигельна к ней прислуга? Разве не он прилюдно признал дочь викоига равной себе и пригласил за королевский стол? В то время как Сантьяго был занят лишь собственными проблемами, взваливая их попутно на Кристину, ожидая ее помощи и давно уже не думая о том, в чем нуждается она сама. Стоило ли удивляться, что она охладела к нему? Женское сердце ветрено, а Сантьяго, очевидно, не сделал ничего, чтобы сохранить его преданность. Слишком зазнался в своей безупречности, счигая, где-то даже против воли, что одарил сеньориту Даэрон куда больше, чем она могла мечтать. Спасение жизни, брак с герцогом — если посмотреть, этого было немало, чтобы Кристина испытывала к нему вечную благодарность. Рейнардо не сделал для нее и десятой доли того, что сделал Сантьяго!

Зато он не предпочитал долг чувствам. И готов был ради Кристины отказаться от трона и презреть все условности. И возможно, для женского сердца это значило куда больше, чем самые высокие и благородные цели. И Кристина, сколько бы ни говорила, что понимает и поддерживает мужа, на самом деле хотела совсем другого. Имел ли он в таком случае право обвинять ее в вероломстве? И бросать в лицо отвратительные слова о королевской постели? У Сантьяго был шанс заманить ее в свою постель и оставить в ней на всю жизнь. И коль скоро он им не воспользовался…

Дверь открылась без всякого стука, и в проеме появился король Рейнардо V. Мрачный и усталый, он держал в руках какую-то бумагу, а Сантьяго вдруг осознал, что отлично видит его без всяких свечей. Значит, за окном уже пробуждался рассвет, а он просидел на софе в невеселых размышлениях никак не меньше пяти часов. Ноги затекли, и спина гудела, будто проклятая, и Сантьяго с трудом разогнулся, чтобы следом отвесить его величеству издевательский приветственный поклон. Кажется, это было откровенным признанием проигрыша с его стороны, но Сантьяго почему-то не интересовала собственная гордость. Рейнардо был в том же парадном мундире, что надел для коронации, а это значило, что в постель он еще не ложился, и в душе Сантьяго против воли взыграло любопытство.

— Приказ на мою высылку из Эленсии? — саркастически поиигересовался он, когда Рейнардо, поморщившись, протянул бумагу ему. — Кажется, именно ей вы грозили мне в минуты нашего непонимания, ваше величество?

Рейнардо закатил глаза и бросил бумагу на ближайший столик. Ни одного лишнего шага по направлению к кузену он не сделал.