Сердце сокола

— Сеньора пошутила! — отрезал он. — А я не шучу, Милагрос, — добавил, заметив, что она снова собирается спорить. — Вещи сеньоры останутся здесь, пока я не решу иначе! А я не решу!

Он потрепал Хуго по загривку и уже на середине лестницы услышал:

— Сеньора только свои прежние вещи сказала собрать! Все новые платья и украшения на своих местах!

Сантьяго чертыхнулся, поняв, что окончательно разучился изъясняться, и перед уходом заявил озабоченной Матильде:

— Уйми девчонку! Я сделаю все, чтобы вернуть Кристину. Только, ради бога, не мешайте мне!

Не слушая ее ответа, он снова направипся к коню. Садиться на него после бессонных суток и двухчасовой скачки было куда мучительнее, чем танцевать эту треклятую кадриль, но откладывать встречу с Кристиной Сантьяго не собирался. Перетерпит, не впервой. Зато физическая боль отвлекала от жгучих угрызений совести и не менее едкого страха, прожигающих душу беспощадной кислотой, от которой не было спасения. Почему он решил, что Кристина станет его слушать? Одной фразой он обвинил ее и в предательстве, и в распутстве, и в тщеславии — во всех тех вещах, что были ей не только бесконечно чужды, но и столь же отвратны. Ровно за них она злилась на Викторию — и получила нож в спину от человека, обещавшего ее защищать и беречь. Можно ли она забыть такие слова? Они-то были сказаны вовсе не в качестве части хитроумного плана, они вырвались из сердца, словно обнажив истинное отношение Сантьяго к Кристине, и он не знал, что делать, если она в это поверила. Любые фразы казались фальшивыми и слишком беспомощными, чтобы вычистить ее сердце от нанесенной им обиды. Герцог Веларде совершил подлость, не справившись с собственными эмоциями. Ничего глупее нельзя было и придумать. Но бог любил наказывать за гордыню.

Звонкий лай выдернул из горьких дум, и Сантьяго только сейчас заметил, что Хуго следует за ним. Снова чертыхнувшись, он прикинул расстояние, что уже проделал от Нидо-эн-Рока, и понял, что обратный путь ему не осилить.

Оставалось взять Хуго с собой, в Патио-верде, и Сантьяго неожиданно увидел в этом добрый знак. Он впервые поцеловал Кристину в тот самый день, когда подарил ей этого пса, и, возможно, имел право считать того своим добрым гением. Если Хуго сможет хоть немного смягчить Кристину, Сантьяго станет его вечным должником. Давно ли он избегал помощи даже лучших из людей? А сейчас не чурался рассчитывать на обаяние собаки.

Усмехнувшись над собственным преображением, Сантьяго продолжил путь и спустя полчаса наконец добрался до Патио-верде. Никто не встречал его у едва приоткрытых ворот, скрывающих за собой заросшую неухоженную аллею, и лишь свежие следы женских туфель на пыльной дорожке уверяли, что поместье еще не окончательно заброшено. Сантьяго глубоко вдохнул, пытаясь хоть немного утихомирить разбушевавшееся сердце, провел рукой по любопытной голове Хуго, так и порывающегося проникнуть внутрь, и наконец заставил себя сделать первый шаг.

Всего их было двадцать восемь — от ворот до дверей Патио-верде — кажется, самых трудных шагов в его жизни. Даже после ранения те давались легче, хоть и сопровождались постоянной колющей болью. Сейчас боль была другая, не его, и Сантьяго никак не мог ее усмирить, чтобы все-таки найти в голове хоть одну разумную мысль.

Стучать в запертые двери оказалось неразумным: на столь же пыльном, как и дорожка, крыльце не было ни одного следа, а это значило, что в дом Кристина так и не зашла, свернув где-то на середине дороги и выбрав себе иное убежище.

Сантьяго растерянно огляделся по сторонам. Он дважды был в Патио-верде, но ни разу не озаботился изучением его окрестностей и не представлял, куда могла отправиться Кристина. Отпечатки ее туфель заканчивались аккурат посередине дорожки, теряясь в нестриженной траве, и Сантьяго мог лишь наугад попытать удачу в поисках… или довериться Хуго, нетерпеливо нюхавшего то землю, то воздух и явно порывающегося броситься в сторону побережья. О том, как Кристина любила море, Сантьяго не надо было рассказывать. Каждое утро она встречала на балконе, глядя в лазурную даль, и каждый день обязательно спускалась в бухту, чтобы провести там несколько вдохновленных минут. И где, как не у кромки воды, она могла залечивать душевные раны — раны, полученные от взбеленившегося мужа? Сантьяго Веларде был способен на предательство. И предыдуицее раскаяние ничему его не научило.