Сердце сокола

Наконец впереди показался свет, и Сантьяго, выйдя к нему, порадовался, что у залитой им гостиной оказался вполне жилой вид. Пыль стояла в косых солнечных лучах, и духота сушила горло, но это мелочи. Во всяком случае, никто не вынес из поместья мебель и не вскрыл стены в поисках спрятанных сокровищ. Остальное вполне поправимо.

Сантьяго осторожно опустип Кристину на ту самую софу, на которую она когда-то с большим сомнением предлагала ему присесть. Сколь многое изменилось с той поры. Здесь Кристина согласилась выйти за него замуж, и теперь Сантьяго должен был сделать все возможное, чтобы здесь же она не поставила в их браке точку. Самая сложная задача в его жизни.

Он настежь распахнул окна, впуская в комнату свежий воздух, а сам опустился на колени возле Кристины и взял ее руки в свои. Она уже необъяснимо долго не приходила в себя, пугая все тем же мертвенно бледным лицом и непозволительно холодными пальцами. Не могла она замерзнуть на улице в столь теплое утро, даже если просидела половину ночи у воды, — во всяком случае, не до дрожи во всем теле. Сантьяго сам не понял, почему вдруг потянулся к ее лицу. Положил ладонь на лоб — и замер от огненного жара.

Господи, неужели лихорадка?

Будто мальчишка, не желая верить, он дотянулся до ее лба губами, но те лишь подтвердили горькое подозрение. Щеки, шея, плечи — все горело огнем, и Сантьяго вскочил в полной растерянности. Ему приходилось перевязывать раны и вправлять суставы: Сорбонна не жалела приключений для своих воспитанников, — но никогда он не сталкивался с лихорадкой; и никогда не оставался с бедой один на один. А в том, что пришла беда, сомнений уже не было.

Где-то в глубине души зашевелипись угрызения совести, намекая на то, что именно из-за него Кристина столько времени провела на берегу и заболела, и они же заставили действовать.

Кристина рассказывала ему, как однажды в Институте благородных девиц, где она училась, залихорадило сразу нескольких девочек. В тот год шли сильные дожди и дороги развезло так, что доктор не сумел добраться к больным. Тогда другие воспитанницы, и Кристина в их числе, сами взялись за лечение. Микстура быстро закончилась, и они обходились лишь обтираниями и обильным питьем.

Двух девочек, к сожалению, спасти не сумели, но остальные пять выздоровели, и именно о них Сантьяго должен был сейчас думать. Мечтать о докторе ему пока не приходилось: пусть до столицы было менее часа езды, оставить Кристину он не мог даже помыслить. Значит, питье и обтирание. И чем скорее, тем лучше.

Колодец у черного входа он видел, и даже с ведром. Посуда должна быть на кухне — какая бы ни нашлась, сейчас все сгодится. Полотенца для обтирания наверняка отыщутся в каком-нибудь сундуке — или, в крайнем случае, Сантьяго пустит на них ту накидку, что прикрывала сейчас половину софы. Только надо перенести Кристину в ее комнату на постель: пусть в доме никого нет, оставлять ее, больную, в гостиной было бы верхом цинизма.

Сантьяго поднялся наверх, чтобы отыскать Кристинину спальню и тоже проветрить ее, пока сам занят другими приготовлениями. Кристине нужен был свежий воздух. Да и Сантьяго не отказался бы его глотнуть.

Всего три двери на втором этаже; Сантьяго по наитию выбрал вторую — и не ошибся. Чуть замешкался на пороге, чувствуя себя незваным гостем, потом все же вошел внутрь.

Это было странное место. Время здесь словно остановилось с десяток лет назад, когда Кристины была еще ребенком, и вся обстановка сохранилась с тех времен. Выцветшие детские рисунки на стенах. Потрепанные мягкие игрушки на комоде. Явно самодельный кукольный домик: должно быть, кто-то из слуг мастерил. В углу лежала собачья подстилка, и у Сантьяго сжалось от жапости сердце. Слишком много было в жизни Кристины потерь, а он, зная об этом, не счел нужным заглушить их собственным теплом и заботой. Если Кристина все же даст ему еще хоть самый крохотный шанс, он исправит все ошибки и никогда больше не позволит появиться на ее глазах слезам. Первейший мужской долг, о котором Сантьяго Веларде Солар почему-то все время забывал.

Отмахнувшись от несвоевременного витка самоедства, он открыл окна, стер особо бросающуюся в глаза пыль, сбросил покрывало с Кристининой кровати, готовя для нее постель и ощущая странное удовлетворении оттого, что он наконец заботится о любимой. Пусть так, совсем не героически — к чему привело его геройство и неуемное желание доказать собственную состоятельность? Он не был героем, когда привез ей собаку и когда угощал ее мороженым. Но, кажется, это были лучшие поступки в его жизни. Во всяком случае, именно они делали Кристину счастливой. И Сантьяго вдруг понял, что дороже ее счастья для него ничего нет.