Сердце сокола

— Вряд ли он сам сейчас это представляет, — сочувствующе сказал он и с досадой качнул головой. — Не хотел бы я сейчас оказаться на его месте. Решать судьбу родной сестры — врагу не пожелаешь.

— Он не лишит ее жизни, — проговорила Кристина.

— Нет, не лишит, — согласился Сантьяго, — но и не позволит избежать наказания. Он преодолеет свою боль и сумеет найти лучшее решение — теперь я в этом не сомневаюсь.

Кристина улыбнулась: хотела бы она знать, что именно заставило ее упрямого мужа столь кардинально изменить о кузене мнение. Она уже почти потеряла на это надежду.

— Его величество наконец заслужил твое доверие? — дерзко спросила она. — Уж не своим ли авантюрным планом а lа Сантьяго Веларде?

Он тоже рассмеялся и с признательностью поцеловал ее руку.

— Спасибо, что заставила меня взглянуть на Рейнардо с другой стороны! Сегодняшняя наша победа — это по большей части твоя заслуга, Кристина, но даже не за это я тебе так благодарен. Я обрел брата, когда меньше всего на это рассчитывал, и настоящую семью, о которой можно только мечтать. В светлый день ты была мне послана, родная, и отныне мой самый первый долг — это беречь нашу семью и заботиться о ее…

— Пополнении? — закончила за него вдохновленная Кристина и лукаво улыбнулась мужниной оторопи. — С удовольствием помогу тебе в этом. И даже не думай отказываться!

Эпилог

Двухлетний Серхио Веларде Даэрон, сидя на руках матери, с чувствительным скепсисом наблюдал за тем, как его отец тщетно пытается поймать его старшего брата, который никак не желал надевать праздничную перевязь. Красно-золотая, та очень нравилась Серхио, и он раз за разом аккуратно гладил такую же на собственной груди. А еще к ней крепилась самая настоящая шпага, и Серхио хмурился, ничуть не одобряя несвоевременного баловства. Ведь и мама сегодня необыкновенно красивая в пышном голубом платье и с высокой прической, и папа при параде: тоже с перевязью, шпагой и блестящим орденом на груди; а значит, им предстояла поездка в королевский дворец, и вести себя надо скромно и достойно.

Но эти определения никак не подходили для Дадо, еще вчера пытавшегося увести из конюшни папиного жеребца, чтобы поскорее отправиться во дворец, а сегодня объявившего, что не собирается целый день ходить таким попугаем и что у него есть дела поинтереснее, чем какая-то там свадьба.

Что такое свадьба, Серхио не знал, но ему очень нравилась нарядная одежда, ждущая их карета с парой великолепных лошадей и улыбка на мамином лице. Мама, конечно, часто улыбалась, но сегодняшняя улыбка была какой-то особенной, и Серхио снова и снова рассматривал ее, а однажды даже потрогал мамины щеки. Мама поймала его руку своей и быстро прижалась к ладони губами — это Серхио и вовсе любил больше всего на свете. Дадо с его грязными ладошками точно целовать не будут, потому что надо слушаться родителей и не доставлять им лишних хлопот. Вот как опоздают на эту самую свадьбу, разве хорошо будет? А Серхио не хотел никого расстраивать. Ему нравилось, когда все улыбаются.

Как мама и папа.

Папа наконец изловил Дадо и, перехватив его поперек живота, принес к маме. Волосы у Дадо растрепались, а темные глаза так и сверкали.

— Нечестно! — бунтовал он. — Папа схитрил! Так нечестно!

— Папа очень хитрый, — подтвердила мама и снова улыбнулась — теперь столь же веселому папе. — И ловкий. И тебе, Эдуардо Веларде, никогда не победить его, если ты станешь сбегать от его уроков и пренебрегать его советами.

Серхио снова потрогал свою шпагу: скорей бы вырасти, чтобы папа и его брал на уроки. Уж он-то ни за что не станет сбегать. Еще и Дадо обгонит в учебе, чтобы не задавался.

Папа между тем поставил Дадо на ноги и принялся пристегивать к его перевязи шпагу.

— Не хочу на свадьбу! — заканючил тот. — Инесита к бабуле приедет, а меня нет! И что ей делать?

Инеситой звали подругу Дадо и дочь папиного лучшего друга. Она почти все время проводила у бабули Матильды и фехтовала куда лучше самого Дадо. Позавчера родители забрали ее, потому вчера Дадо и собирался отправиться во дворец, где служил папа Инеситы. Ни дня без нее не мог.

— С Инес ты встретишься во дворце, — пообещал папа. — Так что советую тебе привести себя в порядок, чтобы не выглядеть перед ней неряхой.

Дадо осмотрел свою перекошенную курточку и испачканные землей башмаки.

— Инесите все равно! — недовольно буркнул он, но папа покачал головой.

— Не сегодня, Эдуардо, — уже серьезно предупредил он, и Дадо пришлось его послушаться. Пока он поправлял куртку и обтирал башмаки о ноги, папа взял у мамы Серхио и улыбнулся ему. Серхио потрогал и его щеки. Папа рассмеялся.

— Словно две мои ипостаси, — непонятно сказал он маме. — Один — каким я был, второй — каким стремился казаться.

— Потому я так и обожаю их обоих, — еще более непонятно ответила мама и, притянув к себе упирающегося Дадо, поцеловала его в щеку. Папа улыбнулся еще шире, а потом достал из кармана какую-то бумагу.