Сердце Солнечного воина

Пинъи смотрела на тело сестры; ее нос покраснел, а по щеке скатилась слеза. Прозрачная капля стала молочно-белой, засияла, превратилась в жемчужину и упала на землю. Нагнувшись, я подняла ее. Гладкая и теплая, она выглядела близнецом той, что висела на моей шее. Жемчужина напоминала семя лавра, но испускала более мягкое сияние. Я молча передала ее хозяйке.

– Спасибо. – Она подняла руку, хлынул свет, окутав Пин’эр, и ее тело поднялось в воздух.

– Стой! Куда ты ее уносишь? – Я была не готова отпустить Пин’эр.

– Моя сестра будет погребена с духами наших предков и в итоге станет частью нашего любимого океана.

Ее взгляд метнулся ко мне, задержавшись на жемчужине на моей шее. В отличие от матери, Пинъи смотрела на нас без враждебности, только с глубокой печалью, от которой становилось еще больнее.

– Почему она от вас ушла? – Я хотела узнать все что можно, истории, которыми Пин’эр никогда с нами не делилась.

Пинъи поколебалась.

– Это я виновата. Влюбилась в нашего друга детства, хотя он выбрал Пин’эр. В тот день мы с сестрой поссорились. Я обвинила ее в эгоизме, что она нарочно его увела. На следующий день Пин’эр уехала. – Ее плечи сгорбились. – Я думала, она вернется через год-другой. Прошло десять лет, потом – еще десять. Когда Пин’эр наконец написала нам, сказала, что счастлива служить богине Луны и нашла свое место в мире.

– Мы не заслуживали такой подруги. – Мое зрение затуманилось, слезы навернулись на ресницы.

Пинъи всмотрелась в мое лицо.

– Твои слезы… в них тоже есть часть тебя?

– Нет. Почему ты так решила?

– А что тебя удивляет? – Ее улыбка была задумчивой. – Слезы рождаются из наших самых глубоких чувств, будь то радость или горе. Они – часть нас, как и наша кровь, по которой течет магия. Говорят, слезы некоторых бессмертных обладают великой силой, проявляющейся неожиданным образом. У нас, жителей Южного моря, они могут превратиться в жемчуг, хотя это редкое явление, случается, возможно, только раз или два в нашей жизни. Это подарок нашим близким, а также ключ к нашему царству, чтобы они всегда могли вернуться к нам.

Я расстегнула цепочку и протянула ей, хотя мне было больно отдавать жемчужину.

– Я не знала. Ее дала мне Пин’эр. Пожалуйста, возьми.

Кончики ее пальцев коснулись блестящей поверхности жемчужины.

– Должно быть, она тебя очень любила. И нет, я не возьму ее подарок тебе. – Она склонила голову. – Я должна позаботиться о матери. Она обезумела.

– Мне жаль. – Слова рвались из глубины души.

– Мне тоже. За то, что прогнала сестру, за то, что не сказала ей, как сильно ее люблю, и, самое главное, за то, что не позвала обратно домой. – Плечи Пинъи напряглись, пальцы сжались. – Я не знаю, как она умерла и почему, но пусть это будет не напрасно.

Я кивнула, крепко цепляясь за это хрупкое утешение. Я бы не побоялась боли и спрятала Пин’эр в какой-то нетронутой части своего разума. Я бы приняла эту боль, потому что это означало, что я люблю Пин’эр и никогда не забуду.

Глава 14

Я задернула тонкую занавеску вокруг кровати и опустилась на мягкий матрас. Изнеможение грузом повисло на конечностях, но сон ускользал от меня каждый раз, стоило закрыть глаза, и боль в груди обострялась. Тихое позвякивание нарушило тишину, нити бус, окаймлявшие наш дверной проем, застучали вместе с ветром. Откуда ему взяться так глубоко под водой? Возможно, это просто иллюзия, вроде коралла, освещавшего нашу комнату, или пола, мерцающего, как солнечный песок.

Наконец я встала и направилась в спальню матери, которая находилась прямо по коридору от моей. Мама облачилась в новый комплект одежды, предоставленный служителями. Привычная чисто-белая парча, но без обычного яркого нижнего слоя и цветных шелковых украшений. Мама была зимой, снегом и льдом. Луна в трауре.

– Не можешь уснуть? – спросила я.

Дрожь пробежала по ее телу.

– Сон не принес бы мне покоя.

Она была права: слишком много кошмаров стало бы преследовать нас этой ночью. Мы сидели за столом, отделанным плоскими кусочками перламутра, уложенными на манер рыбьей чешуи. На нем стояли маленькие тарелки с едой: тарталетки с желтым заварным кремом, пирожные с дробленым миндалем и медом, блестящие пластинки конфет. Хотя я ничего не ела весь день, от их насыщенных ароматов у меня скрутило желудок.

Когда мать взяла чайник, ее руки задрожали, и янтарная жидкость пролилась.

– Позволь, я сама. – Я осторожно забрала у нее чайник и наполнила наши чашки.

Армия и жизнь при дворце научили меня изображать стойкость, когда ее нет, и наносить удары твердой рукой, когда внутри царит хаос. Кто-то постучал, двери разъехались. Вошла Шусяо. За ней следовал Вэньчжи, пригнувшись, чтобы не задеть бусы.

– Что ты здесь делаешь? – Его появление поразило меня, хотя уже стоило привыкнуть, что он приходит, когда я меньше всего этого жду.

– Он искал тебя, а вместо этого наткнулся на меня, – ухмыльнувшись, сказала Шусяо. – Неосторожная ошибка.

Его губы сложились в сардоническую улыбку.

– Я попросил слугу указать мне, где остановилась свирепая воительница, готовая, чуть что, напасть.