Сердце убийцы

— Я-то сказал, но ты предпочитаешь слушать восхваления, а не правду. Вот и любуйся, к чему это привело. Послушал бы мальчика сразу, приструнил бы своего младшего — и было бы у нас сейчас три шера-зеро в единении. Три, Элиас, три! Ты вообще понимаешь, что все это значит?

Император не ответил. Он хмуро затянулся кальяном, откинувшись на подушки. Возможно, он понимал, о чем ему говорит Светлейший. А вот Дайм — не очень. То есть, конечно, три шера-зеро это в любом случае благо для империи, особенно когда в каждом поколении истинных шеров все меньше, а карумиты наглеют и усиливают флот. Но Светлейший-то явно имел в виду что-то другое! Понять бы еще, что именно.

— Значит так, Элиас. Хоть ты и властелин мира, но продолжать в том же духе мы не можем.

— И что ты предлагаешь, Жерар? — так же хмуро отозвался император.

— Для начала — снять с Дамиена печать.

— Ну хоть не отменить клятву Шуалейды.

Тут оба так глянули на Дайма, что ему очень захотелось провалиться сквозь землю. Он, только он виноват в том, что Шуалейде придется выйти за Люкреса по первому же его слову. Иначе она потеряет дар, а с ним — и жизнь.

— Я бы рад, но девочка сама выбрала свою судьбу. Мы с тобой, Эли, тут мало что можем изменить. Разве что ты порекомендуешь Люкресу воздержаться от этого брака.

— Сам говорил, надо смотреть правде в глаза. Правда же в том, что приказать ему я не могу, он совершеннолетний шер третьей категории. А мою рекомендацию в данном случае он обойдет, и мне придется принимать меры.

— Вот и прими. Сегодня же, — неожиданно резко сказал Светлейший. — Люкрес покушался на Дамиена и на шера Майнера. По закону это смертная казнь.

— Он — мой сын, Жерар. Я не собираюсь убивать своих сыновей!

— Предпочитаешь подождать, пока они поубивают друг друга сами. Будь спокоен, скоро кому-то из них это удастся.

— Нет. Я не желаю, чтобы мои сыновья убивали друг друга. Пусть учатся решать дело миром. Жерар, ты сейчас же снимешь печать с Дамиена. Но ты, Дамиен, поклянешься никогда не убивать своих братьев ни своими, ни чужими руками.

— Даже если это будет стоить жизни мне самому? — все же переспросил Дайм.

— Нет. Если выбор будет между твоей жизнью и жизнью кого-то из братьев, поступай, как велит совесть. Во всех остальных случаях — изворачивайся как хочешь, но вреда здоровью братьев не причиняй.

— Как скажете, отец, — согласился Дайм с легким сердцем.

Главное, что он наконец-то избавится от печати, станет нормальным полноценным мужчиной, ему не придется звать на помощь Алого Дракона или Бастерхази, чтобы заняться любовью с Шуалейдой. Он перестанет зависеть от любого императорского каприза, ему больше не нужно будет лгать самому себе, глушить эмоции, вечно притворяться и лавировать. Вся его жизнь изменится! Самая заветная мечта сбудется!

Спасибо вам, Двуединые, наконец-то вы подарили мне свободу!..

— Ну, что там с печатью, Жерар? Ты же сам говорил, что снять ее — дело одной секунды.

— Что-то крайне странное. — В тоне Светлейшего слышалось удивление пополам с нездоровым научным интересом. — Посмотри сам. Она не снимается, потому что ее нет!

— В смысле, нет? Неужели Дамиену удалось?..

Дайм замер. Как это печати нет, когда она есть! Что-то Светлейший мудрит.

— Понять бы, что именно ему удалось. Смотри сам, все плетения на месте, но контур замкнут не на мне и не на тебе.

— А на ком же?

— На самом Дамиене. Уникальный случай! Эли, нам удалось создать искусственную совесть, мало того, она прижилась и не удаляется!

— Как это прижилась?..

— Вот и я говорю — невероятно! Будь на месте Дамиена кто другой, я бы еще поверил. Но чтобы совесть прижилась у Брайнона? Нет, такого не может быть, потому что не может быть никогда! Это истинное чудо!

Император фыркнул, оценив шутку, но опять вернулся к серьезности.

— Ну и что теперь с этим делать? Совесть совестью, но мальчику пора жениться. Ты можешь снять хотя бы этот контур?

— Не могу. Говорю же, прижилась. Надо было снимать лет двадцать назад, тогда были шансы. Сейчас же — это разрушит всю структуру его дара. Возможно, вместе с личностью.

Император длинно и очень выразительно выругался. Дайм — тоже, но несколько тише. В отличие от императора он почти не удивился. Вот он, тот гигантский подвох, который ощущался им всю дорогу от Хмирны. Именно та подлость, которой он даже предположить не мог.

— И что мне теперь с этим делать? Я не хочу всю жизнь!.. — на последнем слове голос Дайма позорно сломался.

— Спокойствие, мой мальчик. Не волнуйся так.

— Не волноваться? Жерар, ты должен что-то с этим сделать! Я хочу внуков!

— Должен. Но не могу. Это же не я тут — всемогущий повелитель вселенной. — Светлейший демонстративно откинулся на подушки и взялся за кальян. — Повелевай, Элиас. Пусть отвалится по твоему приказу.

Император снова выругался, а Дайм так сжал мундштук, что тот потрескался и рассыпался крошкой.

— Светлейший. Вы что-то недоговариваете.

— А надо ли договаривать, Дайм, мальчик мой? Ты все прекрасно понял. Избавиться от печати можешь только ты сам, потому что она давно уже стала частью тебя.

— Как?..

— Ты сам знаешь, как.