Сердце убийцы

И — нежные поцелуи, горячие клятвы… ощущение безбрежного счастья, запах грозы и звездных фиалок… И снова — боль, предательство и брызги крови на безупречно красивом и безупречно равнодушном лице темного шера.

Свист кнута.

«Твоя награда, Бастерхази», — голосом Люкреса.

Боль. Бесконечная боль и беспомощность.

Усилием воли отбросив клочки ненужной памяти, Дайм рассмеялся. Резко. Зло. Раньше он не умел смеяться так. И не думал, что научится.

Проклятье. Прав бы Ци Вей. Сто раз прав. Не стоило ему вспоминать. Он бы прекрасно обошелся без ненависти и боли. Покой был намного лучше этой кровавой фантасмагории из обрывков времен, мест и действий.

Правда, кроме ненависти и боли, в этих обрывках было и кое-что еще. Кое-кто еще.

Девушка с глазами цвета звезд. Девушка-гроза. Мечта и счастье. Его мечта и его счастье, отнятое шисовым отродьем, которое называется его братом.

Мертвый ему брат!

Дайм прикрыл глаза и медленно вдохнул, задержал дыхание, досчитал до двенадцати. Открыл глаза. Старательно растянул губы в улыбке.

Получился злобный оскал.

Надо будет потренироваться. Вспомнить, как это — быть счастливым и радоваться жизни. Улыбаться искренне, а не показывать острые ядовитые зубы. Он — светлый шер, а не мантикора.

Все. Хватит. Фантомной боли и реальной крови. Хватит.

Лучше подумать о Шуалейде. О ее улыбке. О ее голосе…

«…клянешься выйти за меня замуж…»

«…перед лицом Двуединых…»

Отражение проклятого Люкреса пошло кровавыми трещинами. Руку обожгла боль.

Дайм с недоумением глянул на воткнувшийся в ладонь осколок. Покачал головой. Ну и каша у тебя в голове, светлый шер. Не стоит бить несчастное зеркало только потому, что ты проиграл. Все проиграл. Жизнь, свободу и любовь. Шуалейда продала себя, чтобы спасти твою шкуру, а ты даже не смог остановить ее! Слабак и ничтожество!

Загладив новые трещины на зеркале, Дайм отошел к раскрытому окну. Вдохнул свежий, пахнущий цветами и мокрой зеленью воздух. На миг показалось, что ноздрей коснулась прохладная терпкость грозы, по коже пробежали крохотные разряды, и любимый голос шепнул: Дайм!

И тут же, словно насмехаясь, прозвучал призрачный голос Син Лю:

«Свадьба его императорского высочества Люкреса и ее королевского высочества Шуалейды назначена на первый день Каштана».

Свадьба? Шисов дысс тебе, возлюбленный семью екаями брат мой Люкрес, а не свадьба с Шуалейдой! Тебе не удалось убить меня, а значит — ты проиграл. Шуалейда моя и только моя.

Робкую мысль о том, что Шуалейда любила не только его, но и Бастерхази, Дайм прогнал. Он вообще не желал думать о Хиссовом отродье. О предателе и убийце. О своем палаче. Слишком это было больно. Так, словно кнут снова рвал его тело, и он не мог даже пошевелиться, скованный кандалами смертника. Словно он опять умирал, отдавая кровь и дар проклятому недоноску. И даже ясное понимание того, что Бастерхази легко мог бросить его там, на эшафоте, но вместо этого спас, привезя в Хмирну — не меняло дела. Наверняка у Хиссова отродья были свои причины. И причинами этими вряд ли были любовь и милосердие. Уж скорее он пытался выслужиться перед Шуалейдой…

Злые боги. Три месяца, уже три месяца она — одна, беззащитна перед хитрой темной дрянью! Что, если Хиссово отродье заморочило ее, обмануло фальшивой нежностью… Нет. Нет-нет-нет. Шуалейда же не поверит ему? Не повторит ошибки Дайма? Она же видела, к чему это приводит, доверие темному шеру. Она устоит. Справится. Она…

От резкой боли в сердце Дайм пошатнулся, схватился одной рукой за оконную раму, другой — за грудь. Бессильно опустился на колени. Уперся лбом в стену.

Как наяву он видел ее, свою Шу, свою Грозу — с отчаянием во взгляде, с упрямо сжатыми губами, с дорожками слез на щеках. Слышал ее просьбу: не умирай, Дайм, прошу тебя.

Он должен вернуться к ней. Немедленно связаться с ней, и выехать в Валанту — сегодня же! Сейчас же!

Встать перед зеркалом. Сосредоточиться на образе Шу. Начертить пальцем на стекле руну вызова. Ну?..

Зеркало помутнело, пошло полосами — и показало тучи, клубящиеся над бурным морем. Гроза.

Гроза, да не та.

— Шуалейда Суардис! — вслух позвал Дайм. — Ты слышишь меня!

Зеркало снова помутнело, тучи сменились видом Тан До с высоты птичьего полета.

Дайм еле сдержал гнев. Не хватало только разбить зеркало.

— Нож, — так же вслух сказал он.

Ощутил в ладони рукоять из слоновой кости. Опустил взгляд, усмехнулся. Нож для вскрытия писем, принадлежащий Ци Вею. Милая безделушка. Недостаточно острая, но это поправимо.

Заострив кончик ножа — даже не усилием воли, а всего лишь мягким пожеланием — Дайм надрезал ладонь, смочил лезвие в крови и снова нарисовал руну вызова. Теперь уже подкрепив ее невербальным заклинанием усиления и стабильности.

— Шу, ответь мне! Шуалейда! — снова позвал Дайм, с силой продавливая неподатливый эфир. Кажется, не только эфир, но и что-то еще.

Зеркало недовольно зазвенело, вспыхнуло огнем — в нем показался удивленный Ци Вей.

— Дамиен, мальчик мой, зачем ты ломаешь систему?

Дайм выдохнул. Проглотил готовое сорваться с языка ругательство. И вежливо поклонился.