Сердце убийцы

Подарок для Шу был много скромнее в размерах. Нечто, названное говорящим опалом, уместилось в шкатулку длиной с ладонь, непроницаемую для любопытства шера-дуо, в отличие от прочих подарков.

— Его всемудрость выражает надежду, что возлюбленный брат не сочтет за труд вручить подарки от его имени лично, — с сияющей улыбкой закончил придворный и подал Дайму шкатулку с письмами.

— Благодарю его всемудрость за честь и доверие, — поклонился Дайм.

— Ваш караван будет готов к отбытию завтра на рассвете, — на прощание сообщил придворный и откланялся.

А Дайм вернулся к столу, достал верхний свиток и развернул. Это письмо Ци Вей написал на едином и адресовал ему.

Очень короткое, в отличие от их долгих бесед, письмо.

«Да пребудет с тобой благословение Двуединых во всех твоих делах, сын мой. Хмирна всегда будет твоим домом. Не прощаюсь, мы непременно вскоре увидимся.

Ци Вей».

Вот так. Сын мой. Караван с подарками. И благословение. Мечты сбываются, не так ли? Правда, как-то странно, но сбываются же.

Теперь дело за малым. Связаться с Парьеном, узнать обстановку на родине и как можно скорее добраться до Валанты. Увы, с горой подарков это будет намного медленнее, чем налегке. Но не исполнить просьбу Дракона было бы сущим свинством, так что — завтра на рассвете.

Глава 14. Дары мертвых

Не следует забывать, что магия — это творящая сила Двуединых, следовательно, ее возможности и разновидности бесконечны. И тот, кто самонадеянно считает себя познавшим все грани силы, теряет возможность расти и созидать новое, тем самым обесценивая и уничтожая саму чуть магии: творчество.

Из лекции с.ш. Жерара Парьена

25 день пыльника, Риль Суардис

Рональд шер Бастерхази

Лишь через несколько минут после того, как зеркало погасло, Роне разжал кулаки и рухнул в кресло, заботливо подставленное Эйты.

Хотелось кого-нибудь убить. К примеру, всемудрейшего Алого Дракона. И всемогущего императора Брайнона вместе с его сумасшедшим отродьем Люкресом. Желательно — медленно и мучительно. Так, чтобы получить максимальный выброс силы.

Светлой.

Екаями драной светлой силы, без которой он просто сдохнет.

Идея, опробованная на Глухом Маяке, принесла плоды, но не совершила чуда. Роне по-прежнему требовалась подпитка извне, как какому-то упырю, а собственный дар выкидывал фортель за фортелем. Что ж, следовало признать — Дюбрайн вышел на связь как нельзя более вовремя. То, что он отдал сегодня, поможет продержаться еще некоторое время. Жаль, мало и добавки в ближайшее время не предвидится.

— Кардалонского, — велел Роне.

Последнее время он предпочитал не рисковать. Вместо бокала кардалонского стихийные потоки могли скинуть кусок винодельни ему прямо на голову или… выдать пшик.

— Оставь в покое мебель, Ястреб, — раздался недовольный голос Ману. — Вряд ли Дюбрайн примчится спасать тебя из пожара.

Недоуменно оглядевшись, Роне обнаружил, что комната вокруг него пылает. Пока еще призрачным нежарким пламенем, но свитки на столе уже начинают тлеть. Да уж. В Риль Суардисе фортели дара усиливаются. Однозначно усиливаются. Надо будет выяснить, почему.

Размышляя, как решить эту крайне интересную научную задачу, Роне взмахом руки убрал пламя. На сей раз все получилось как надо, и Ману, пребывающий в виде фолианта, спланировал из-под потолка на свой пюпитр. А Эйты, которому было наплевать на пожар, лишь бы дармовой силы давали, поставил на столик под правой рукой Роне бокал бренди. Отличного, пятидесятилетней выдержки, совершенно безвкусного бренди.

Отпив глоток и не почувствовав ровным счетом ничего, Роне скривился и отставил бокал на столик.

Мироощущение умертвия было омерзительным. Даже хуже, чем постоянная боль. К боли он, по крайней мере, привык и умел использовать ее как энергетик. Пустота же… Отвратительно. Бессмысленно. Темные шеры не созданы быть чистым разумом.

— Как ты до сих пор не свихнулся, Ману? Пятьсот лет не ощущать ни запахов, ни вкуса, ни-че-го.

Сам Роне давно уже признал себя свихнувшимся напрочь, видимо, поэтому так легко и просто принял дружбу Того-кем-пугают-детишек. Зато теперь Роне хоть быть с кем обсудить научную работу и просто поговорить. Конечно, не Дюбрайн… но… вообще странно было понимать, что он кому-то не безразличен. Пусть даже у Ману свой шкурный интерес: Роне пообещал ему помочь с новым телом, раз уже Ману не желает идти проторенной дорожкой обычного перерождения.

— А я тебе говорил, не дури. Ты сам не позволяешь сердцу прижиться.

Роне снова поморщился. Разговоры на тему «сам дурак» надоели ему еще на первом году обучения у Паука. Хотя стоит признать, у Ману это выходило не так обидно и вообще как-то… тепло, что ли. С заботой.