– Ты о Локи? – Женщина отвернулась и сплюнула. – Мой дом больше не принадлежит ему. Если он будет там, когда мы доберёмся…
Ангербода почувствовала, как жар приливает к лицу, и уже собралась ответить, но тут сзади налетел порыв ветра. Они обе обернулись и увидели, как опустившийся на землю сокол меняет облик и становится человеком, одетым в плащ с перьями.
Её первой мыслью было, что это Фрейя, и ведьма открыла рот, чтобы сказать ей, чтобы она убиралась, но, когда фигура обрела очертания, оказалось, что это Фригг в своём прекрасном платье, с причудливо уложенными тёмными волосами и золотой лентой вокруг головы.
У неё было красивое, но изборождённое морщинами лицо, она была ниже и стройнее Ангербоды. Во всем её облике сквозило что-то суровое. Хотя, возможно, так просто выглядит женщина, только что потерявшая сына.
Колдунья прекрасно знала, каково это.
– Твоя дочь, Хель, провозгласила, что, если все во всех мирах будут оплакивать Бальдра, он сможет вернуться из её царства, – произнесла Фригг, и её строгое лицо приняло решительное выражение. – Мы, боги и богини, разошлись по всем Девяти Мирам, чтобы разнести эту весть. Прольёшь ли ты слезу о нём, чтобы мой сын вернулся ко мне?
Ангербода и волчица молчали.
– В одной из пещер асы встретили старуху, которая отказалась оплакивать Бальдра, – продолжила Фригг, и её покрасневшие серые глаза сузились, когда она сделала несколько шагов к ним. – Вместо этого она сказала: «Пусть Хель оставит себе то, что ей причитается». Фрейя заподозрила, что это была ты, Железная Ведьма Ангербода, поэтому я пришла поговорить с тобой сама. Как мать с матерью.
– Это была не я, – ответила колдунья, – но я так долго оплакивала потерю своих собственных детей, что у меня не осталось слёз для твоих. Так что теперь у вас есть двое, кто не будет скорбеть по Бальдру.
Асинья закрыла глаза, словно от удара, и снова открыла.
– Разве ты не хотела бы, чтобы кто-нибудь сделал то же самое для твоих сыновей?
– Если бы слезами можно было спасти моих детей от их судьбы, я заставила бы плакать все миры, – горько произнесла Ангербода через мгновение. Одна слеза скатилась по её щеке, и она поспешно вытерла её. Волчица тоже прослезилась. – Что ж, дело сделано. Но я горевала не только по Бальдру.
– Этого достаточно, – сказала Фригг. – Благодарю.
Её взгляд на мгновение задержался на ведьме и её спутнице, но затем она снова надела плащ из перьев сокола и улетела.
– Моё жилище совсем недалеко отсюда.
Они молча пошли по лесу, пока не добрались до пещеры. Сердце ведьмы болезненно сжалось при виде пустой поляны и заброшенного огорода – и затем пропустило удар, когда она увидела, что дверь приоткрыта. Из дыры над очагом не поднимался дым и внутри не было видно света, но она знала, что у неё гость.
– Побудь здесь, – попросила Ангербода волчицу и двинулась вперёд.
Войдя внутрь, она обнаружила Локи, развалившегося в кресле.
Он смотрел на пустой очаг с таким выражением, как будто уже умер: зелёные глаза остекленели, изуродованный шрамами рот сжался в тонкую линию, локти лежали на подлокотниках кресла, а длинные тонкие пальцы сплетены, будто в задумчивости. Его тёмно-зелёная асгардская туника была грязной и порванной, а гладкое лицо выглядело измождённым.
Как долго он сидел здесь без огня, без еды? Ангербоде было всё равно.
Поднял голову, он увидел её и с широко раскрытыми глазами вскочил с кресла.