Сердце Зверя (СИ)

Хотелось проснуться скорее, дать знать, что он уже здесь – почти здесь, почти вернулся, – но ничего не получалось, и время текло дальше, отвлекая его от проблем самым действенным способом: он проваливался в сон, в котором ему почему-то казалось, что из него почти с мясом вырвали что-то ценное, и образовавшаяся лакуна теперь зияла пустотой. Было страшно, холодно и одиноко: в этой пустой точке он был совершенно один, и не к кому было тянуться, потому что вокруг никого не было.

Последнее – или первое, смотря как на это посмотреть – пробуждение оказалось не слишком приятным. На него что-то упало, прямо на грудь, выбив из легких последний воздух.

И почему-то именно это и стало финальным толчком, и вдруг вернулось абсолютно все: и память, и осознание самого себя, и понимание того, что он все-таки был не один.

Наруто открыл глаза, встречаясь взглядом с испуганным мальчишкой. Вокруг было темно, и Наруто не сразу смог сфокусировать взгляд и узнать свалившегося на него ребенка. Пока мальчишка соображал, что делать и как быть, совсем рядом громко хлопнула ткань, и в палатке – только теперь Наруто понял, где находится – оказался Хаку, которого он узнал только благодаря длинным волосам.

- Что ж ты делаешь-то? – не заметив поначалу, что Наруто очнулся, продолжил Хаку ругать перепуганного сына.

Увидев, правда, что мало что пока соображавший Наруто находится если не в сознании, то в состоянии смутно на него похожем, Хаку моментально забыл о ребенке и пулей выскочил из палатки, на ходу выкрикивая имя Карин.

Брошенный мальчишка наконец поднялся на ноги и, пробормотав слова извинения, умчался следом за отцом.

Наруто, воспользовавшись этой передышкой, глубоко вздохнул, приводя разум в порядок. Мысли, обленившиеся за время «простоя», текли медленно и вяло, будто густой мед.

Первые впечатления от окружающего мира оказались вполне приемлемыми. Во-первых, он был все в том же лагере, в котором и уснул, и во все той же палатке. Во-вторых, Карин была поблизости, и это тоже успокаивало. В-третьих, Зверя Наруто больше не чувствовал, и, наверное, впервые в жизни (в сознательном возрасте, во всяком случае) узнал, каково это – быть только собой. И, наконец, было еще одно, последнее открытие, к которому Наруто относился со сдержанной невозмутимостью, не пытаясь себя обнадеживать. Он по-прежнему чувствовал связь с Саске – но такую слабую, что от нее можно было без особых проблем отрешиться и жить дальше, ни о чем не вспоминая. Саске маячил где-то на периферии, за миллиард световых лет от него, и с одной стороны было радостно осознавать, что связь не держалась только на Звере, что было между ними и что-то, принадлежавшее только им… Но слабость оставшейся без Зверя связи тоже была показателем – и довольно-таки удручающим.

Ткань снова хлопнула, и взметнувшаяся вверх пола палатки разогнала поселившуюся внутри темноту. Неяркий дневной свет неприятно резанул по привыкшим к полумраку глазам, и Наруто зажмурился, упустив из виду кинувшуюся к нему Карин.

- Ну наконец-то! Ты живой? Ничего не болит? Чего-нибудь хочешь? Надо что-нибудь? – затараторила Карин, будто боялась не успеть.

Наруто, для которого эти вопросы слились в сплошное звуковое пятно, замахал руками. Карин понятливо замолчала и зачем-то потрогала его за плечо, словно проверяла, материальный он или все-таки какой-нибудь призрак.

Наруто огляделся, и вдруг заметил, что палатка – вообще-то являвшаяся обиталищем Орочимару, выглядит слишком… нежилой. С одной стороны, все казалось обычным: вещи были на своих местах, по складному столу были разложены книги. Не хватало только дорожной сумки и – как это ни странно – запаха.

- Где Орочимару? – сообразив наконец, что от Орочимару действительно не было свежих следов, спросил Наруто, вообразивший уже себе, что во время ритуала что-то пошло не так.

Карин, усиливая его тревогу, замялась и хмуро почесала подбородок, придумывая, что ответить.

- Карин, давай без этого, пожалуйста. Говори, как есть, - потребовал Наруто устало, садясь поудобнее на жестком спальнике.

Это открытие его тоже напрягло. Спальник в этой палатке был только один, и принадлежал он Орочимару. Почему тогда он, Наруто, все это время спал на нем и куда делся хозяин спальника?

Карин обреченно вздохнула, взлохматила рыжие волосы, оценивающе покосилась на него, будто прикидывала, достаточно ли хорошо он себя чувствует для разговора, и наконец решилась.

- Он… ушел. Забрал Зверя себе и ушел, - проговорила она, заламывая пальцы.

Наруто помолчал, мотнул головой, будто не понимал, что ему говорили, и вдруг нервно рассмеялся.

- Нет, он не мо… – начал было он, но снова замолчал.

Потому что вдруг понял, что – мог. Орочимару действительно мог так поступить, мог решиться забрать себе Зверя, чтобы в конце концов отомстить. С каждым проходящим годом Орочимару все больше мучился от осознания того, что у него ничего толком сделать не получилось. Гильдия работала как прежде – если не хуже, – и никаких улучшений условий жизни оборотни и в глаза не видели.