Турагис почти не пил и при этом был откровенно пьян удавшимся «парадиком» и тем, что корпус старик уже считал своим. Подрастерявшийся от напористого до чудовищности чужого счастья Карло промешкал с объяснениями, а потом плотину прорвало. Не знай маршал о разбойниках и о том, что радоваться стратегу от силы два дня, он бы в грохочущий поток все же нырнул. Во избежание осложнений с Паоной, которую кто-нибудь да озаботился бы поставить в известность о союзе временного Прибожественного с кощунником. Грядущие облавы и рапорт об уничтожении виновных в гибели легата лишали доносчиков яда, и Капрас почти спокойно слушал, как Сервиллий Турагис силами почти не обстрелянного корпуса и своих «конюхов» отбрасывает язычников от столицы, а потом топит в бассейне Восьми Павлинов «шелудивых недопесков».
Стратег помешался, теперь это стало окончательно ясно. Нет, он не лез под стол и не ловил летучих кошек, все было проще и хуже. Карло после Фельпа хотя бы получил приказ сформировать корпус, а потом появилась Гирени и обозначилась война; вышвырнутому в захолустье Турагису остались разве что кони, конюхи да огрызки новостей, которые и стали зернами бреда. Доказавшее былую правоту стратега нашествие и появление поблизости готового к бою корпуса превратили эти зерна в здоровенные деревья, по веткам которых обезьянами скакали обида, ненависть, желание отыграться и снова обида.
— Дураки, — ревел старик, — ничтожества! Они созданы, чтоб их колошматили, и их колошматят! Алва разнес в клочья сперва кагетов, потом тебя и бордонских тупарей! Что, он гений? Демон? Единственный и великий? Как же… Кэналлиец и кэналлиец… Бабник, пьяница и сорвиголова, ни стратегии, ни тактики, ни терпения, ни знаний, зато свободен от придурков… Делает, что хочет, плюет на всякие поганые циркуляры и побеждает… И будет побеждать, пока против него уроды с бумажками! Нам нужна свобода, парень! Свобода и полная власть над своими людьми. Вот тогда корпус будет значить больше армии, а верховный стратег — больше каплуна на троне, чье бы имя тот ни спер!
Явившийся конюх знакомо щелкнул каблуками и выпятил грудь, после чего объявил, что имеет доложить стратегу
— На кой тебе сдался, — хозяин начал говорить еще за дверью, — этот задохлик чернильный? Я про писарюгу твоего…
— Фурис — умница, — отрезал застигнутый врасплох Карло и торопливо пояснил: — С ним я могу не думать ни о бумагах, ни о снабжении, и без дела при штабе никто не болтается. Да и во время мятежа в Кирке он себя отлично показал.
— А на голову он тебе не усядется? — Стратег плеснул себе вина, но что значит два стакана на такую громадину? — А то Ставро мой, сам знаешь! Вот ведь гадюка… Только что сапоги не лизал, а за спиной пакостил, да как бы только пакостил, врал, что я у него на побегушках! Я! У этого брюха!
— За Фуриса я ручаюсь, — быстро и совершенно искренне сказал Карло. — Просто он говорит, как пишет.
— И задницу отсидел, — хохотнул вновь развеселившийся Турагис. — Все гулять будут, а он на брюхе валяться и кашку лопать…
— То есть?
— Схватило его. Чернильная хвороба, уж не знаю, как она по наукам называется, так что тебе к вечеру в свиту другая морда потребуется.
— Обойдусь!
— Ну уж нет! — Хозяин грохнул едва початым стаканом, полетели брызги. — Ты мой доверенный стратег, и мы не куда-нибудь идем, а к своим парням. Императоры много чего надурили, но в чем правы, в том правы. Не можем мы ро́вней казаться, так что изволь быть с помощником и адъютантами, и чтоб больше о церемониях не болтать… Войдем вместе, ты при мне, твои свитские при тебе, потом десяток моих доверенных и твои офицеры. Садимся за стол на помосте, со мной во главе, ты будешь по правую руку, а по левую… Может, Пьетро твоего? Хороший ведь парень, хоть и затюканный. Не знаешь, с чего его в церковь понесло?
— Вроде бы нынешний епископ мирикийский хорошо знал его мать.
— Мать, говоришь, знал? — прыснул Турагис. — Хорошо? Ну ты и сказанул! Только не дело мальчишку без железок держать! Видел бы ты, как он на моих ребят смотрит! Обормоты и рады, взялись святого братца стрелять учить… Смех смехом, а глаз у скромника верный, да и рука ничего.
— Врачу иначе нельзя.