Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

Броситься предупреждать Савиньяка, даже не выяснив, пришла Мэлхен или нет! Такое надо суметь! Чарльз сумел и теперь чувствовал себя последним дураком, потому что с Проэмперадором, само собой, ни змея не случилось.

— Склады вы штурмовали в Лумеле, — обрадовал выслушавший сбивчивый рапорт Савиньяк. — Странно, что они так запали вам в душу, в вашей жизни случались гораздо более яркие моменты. Что вы видите?

— Господин маршал…

— Что вы видите, кроме меня? — уточнил маршал, глядя мимо Чарльза. Он был в одной рубашке, но, кажется, не мерз, хотя ждущий собутыльника Хайнрих был в короткой торской шубе, а луну окружал морозный ореол.

— Господин маршал, кроме вас я вижу его величество Хайнриха.

— Где?

— Под сосной, — Чарльз все еще сдерживался, хоть и из последних сил, — у стола. Его величество, видимо, ждет вас.

— Отлично. Идите и поговорите с его величеством.

— Господин маршал, о чем?

— Хотя бы о пиве и землетрясениях. Ступайте.

Приказы выполняют, даже глупые, даже издевательские. Или посылают приказавшего к кошкам, срывают перевязь и уходят. Навсегда. Увы, такой роскоши Чарльз позволить себе не мог из-за войны и Мелхен. Приемная дочь Вейзелей с дезертиром не свяжется, а оставить армию сейчас — стать дезертиром. Капитан как мог четко повернулся и отправился к сосне, на чьей вершине курицей в гнезде восседала огромная красноватая луна, чем-то занимавшая Хайнриха. Гаунау потягивал пиво и таращился в небо, талигойского офицера он то ли не замечал, то ли не желал замечать.

— Ваше величество, — Давенпорт отдал честь, — Проэмперадор граф Савиньяк направил меня к вам.

— Арамона был бы в восхищении. — Савиньяк поставил на грубый стол бокал алатского хрусталя с чем-то багряным, казалось, внутрь бросили звезду.

Чарльз рывком обернулся, позади была тьма, в которую вреза́лся снежный уступ. Черное и белое, камень и снег, цвета Талига…

— Что вы видите? — опять пристал Проэмперадор.

— Обрыв… Мой маршал, вы же были там, а здесь сидел медведь, то есть Хайнрих!

— Познавательно.

Савиньяк опять смотрел мимо, Чарльз попробовал проследить за взглядом маршала, но разглядел разве что смутные тени. «Фульгаты», надо думать, Савиньяк таскает их всюду… Что делать дальше, капитан не представлял, его не замечали, а сам он не понимал, как выбраться из дурацкой ситуации, он даже забыл, куда дел лошадь. Оставил свитским? Привязал? Следов на камнях, а это были камни, не снег, как сперва показалось, не осталось, вроде бы он пришел справа, но там виднелась стена, увешанная какими-то портретами. Если пойдет снег, живописи конец…

— Вас что-то волнует?

Отвечать отвратительно, не отвечать нельзя. Начальство, чтоб его, к тому же незаменимое. Второго Мельникова луга армии, а значит, и Талигу, не пережить!

— Господин маршал, меня удивляют картины. Зачем их повесили на улице?

— Для вас, я полагаю. Подойдите и посмотрите.

Это Чарльза устраивало — если он при виде Савиньяка не рехнулся, в стене должна быть дверь или калитка, за которой ждет лошадь. Сбегать Давенпорт не собирался, просто хотелось увериться, что он в здравом уме. Он приехал доложить Проэмперадору об измене на складах, ему велели доложить вражескому королю, король оказался Савиньяком, Савиньяк сидел под сосной со светящимся бокалом, на сосне висела луна, под ногами был светлый камень, вокруг — темнота, на которой висели картины без рам, и первым шел портрет Рокслея. Предавший Фердинанда подонок тупо и значительно взирал на своего убийцу, за спиной отца стоял Джеймс, а под ногами у них валялся окровавленный Дэвид, на котором, будто на каком-то бревне, восседала обнаженная Дженнифер, и это было особенно мерзко. До встречи с Мелхен Чарльз своими приключениями даже гордился, теперь предпочел бы забыть… Капитан почти шарахнулся от поганого холста, желая ему поскорей облупиться, но на следующей картине красовались все те же Рокслеи, разве что на трупе теперь сидел Джеймс, а маршал Генри держал на руках супругу в огромном гиацинтовом венке. Следующий портрет был конным, проклятая семья горячила заиндевевших кляч, Дженнифер опять была голой, Дэвид — мертвым, глава фамилии блестел загадочными орденами, Джеймс пьяно улыбался. В эту улыбку Чарльз и всадил пулю из словно бы прыгнувшего в руку пистолета. Промасленное полотно лопнуло, запахло паленой шерстью, капитан едва успел отскочить, давая дорогу своре мелких, заживо горящих собачонок с яркими бантиками.

— Мальчик, — томно произнесла графиня, — здесь так душно… Я задыхаюсь, дай мне прохладительного. Ты так красиво его разливаешь, я все помню, я свободна… Ты освободил меня, я твоя до скончания времен!

— Сударыня… Вы заблуждаетесь… Я стрелял в предателя, я не претендую на ваше… на вас… Я люблю другую!

— Ты любишь меня, — Дженнифер подняла холеную руку, на ней красовался браслет Давенпортов, а высокую прическу украшал виноград и четыре розы. — Ты мне нужен, мне нужен ты, ты нужен мне, мне ты нужен… Только мне…

— Вы мне не нужны! Слышите, я люблю другую!

— Ты любишь меня… меня… меня…

— Капитан Давенпорт, назад!