Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Как вы можете! — Герцог Надорэа выронил вилку и не заметил этого. — Вы хороши собой, вы, как истинная дочь Бергмарк, станете добродетельной супругой, вы уже сейчас дивная хозяйка, но не пытайтесь судить о том… О том…

— Я не хочу, чтобы лучшие и любимые гибли из-за… дундуков! — Она не закричит и не ударит глупого по лицу. Она будет улыбаться, ей смешно, ведь у нареченного Эйвоном на воротнике зеленый лук.

— Мэлхен вправе судить, — Герард был воспитан должным образом, взволнованный, он отложил свою вилку. — Мы все вправе, потому что живем в Талиге, а Эгмонт Окделл и Карл Борн Талиг предали.

— Мы дрались и будем драться, — добавила Мэллит, стыдясь своего волнения и вспоминая черные глаза и уходящую армию. — Но как защитившим дом свой на пороге его уважать бьющих в спину?

— Так и есть, барышня, — фок Дахе заговорил в первый раз за вечер. — Сударь, вы проезжали Варасту, неужели вам не рассказывали, что там творилось два года назад? Бирисских разбойников на Варасту натравили те же негодяи, что помогали надорским мятежникам.

— Это были неизбежные жертвы, неизбежные… Сердце Эгмонта обливалось кровью, но долг вынудил его…

— Долг генерала воевать с врагами Талига, а не подпевать им, — Сэль взяла кусок правого зайца и положила говорящему гадкое. — Вы кушайте, все равно с вами никто не согласен.

— Именно, Сэль! — подхватил Герард, — Если бы Монсеньор Рокэ не перешел Ренкваху…

Брат подруги рассказывал понятно и подробно, Мэллит слушала с интересом, ведь она многого не знала. Нет, от нее ничего не скрывали, напротив, ее считали своей. Разве может дочь генерала Вейзеля не знать, как воевали в Сагранне и Торке? Разве может прощать врагов Талига?

— Пора наполнять стаканы, — гоганни совсем забыла о хромом полковнике, а тот вновь заговорил. — Говорят, прежде приход Излома чувствовали, а сейчас приходится верить часам. У нас ровно сорок минут, чтобы вспомнить доброе и… забыть то, что лучше оставить на старом берегу.

— Часы идут верно, — Герард взялся за кувшин со сладким вином. — Еще утром я думал… Не думал, что встречу Излом дома, но подарки можно дарить до прихода весны. Сэль, ты согласна подождать?

— Мы с Мэлхен подождем, — улыбнулась подруга, и Мэллит поняла, что хочет говорить.

— Я готова ждать, — начала гоганни, чувствуя сразу боль и радость, — но подарки не больше чем приправа к главному. То, что покупают на рынке, приносит счастье, когда есть успехи и нет беды. Ваш… В Талиге поднимают кубки мужчины, но у нас тоже есть желания, и это не ленты и не туфли. Господин полковник, вы деретесь дольше Герарда, а герцог Надорэа познал болезнь, но не войну… Пожалуйста, скажите за нас с Сэль! Радостью радостей и даром даров для нас будет свет победы в глазах вернувшихся…

2

Темная вода ловила стоящую в зените звезду, пахло опавшей листвой и красной сакацкой мятой. В Черной Алати пели правду: оседлав грозового коня, доскачешь до осени. Оставалось под скрипичное безумие выйти из костра, осушить чарку и поцеловать рябиновые губы…

— Осень, — сказал вслух Лионель, проверяя новый морок. — Осень и Фульгат.

— Уже нет, — Балинт Мекчеи, чуть младше, чем на парном алвасетском портрете, разбирал поводья. — Кончилась осень, а Фульгат, да, светит, куда ему деваться?

Фульгат светил. Ярко, неистово, казалось, обезумевшая звезда зовет и требует. Так требуют полковая труба, пробитое пулями знамя, глаза глядящих в спину витязям женщин.

— Тебе пора, — засмеялся Балинт. — Живи!

— Живи! — откликнулся в тон Савиньяк. Прах Балинта давно развеян, а здесь он усмехается в черные усы. За спиной господаря полыхает костер, к нему тянутся усыпанные ягодами ветви. Или это таки портрет, проступивший в черном блестящем камне, или… отражение? Лионель резко обернулся, одинокий костер за спиной полыхал вовсю, не прыгнуть через него было просто немыслимо!

Алатская то ли забава, то ли молитва, рыжая пламенная грива, радостное, короткое ржание, кровь и серебро. В лицо бьет дымный ветер, костер взрывается и съеживается, становясь звездочкой на рыжем конском лбу. Лошадь в доме, да еще с эсперой в челке, бредовей любых башен, но не тогда, когда рядом Вальдес.

Савиньяк усмехнулся и выпутал из гривы окровавленный подарок. Проныра стояла смирно, только ушами прядала — водворение в гостиную кобылу не смущало. Лионель положил эсперу на раскрытую ладонь, варастийка фыркнула и потянулась к серебру.

— Ей шло, — заметил от стола Ротгер. — Кровь — моя, звезда Адрианова, фантазии твои. Я всего лишь довел их до логического конца, в смысле привел лошадку.

— А что делал я?

— Походил на покойника, Манрикам бы понравилось. Было на редкость скучно, но я терпел, пока не изломалось. Алаты вот-вот начнут волноваться, а взволнованный алат пьет больше спокойного, нам может не хватить.

— На Излом витязи приносят четверной запас, — Лионель взял Проныру под уздцы. — В Старой Эпинэ, а меня для начала занесло именно туда, я затащил ее на второй этаж.

— Скверно, — Альмиранте вытащил из розоватой от двух смешавшихся кровей воды свое кольцо и немедленно подбросил. — Не люблю обезьянничать. Что ты еще натворил?