Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Я с рейтарами поем. — Фельсенбург, оценивая щетину, провел пальцами по щеке. В другой бы день сошло, но слипшийся со сражением праздник требовал безупречности. Злобно покосившись на поджидавшее его отглаженное роскошество, Руппи перебрался на табурет; папаша Симон справедливо счел это сигналом и без лишних слов приступил к бритью. Цирюльник из палача вышел всяко не хуже, чем из флотского лейтенанта — рейтарский полковник. Тут же вспомнилось, как накануне выхода…. накануне последнего выхода из Метхенберг Бюнц хмыкнул, что капитан от лейтенанта отличается тем, что перед сражением не подпрыгивает. Шнееталь с Ледяным рассмеялись, а Руперт фок Фельсенбург малость обиделся, хоть и заржал громче всех. Как же он тогда подпрыгивал!

— Это первое мое крупное сражение на суше, — признался Руппи, когда стало можно говорить. — Мне бы в бой рваться, да не тянет.

— Оно и понятно, — живо отозвался палач. — После вчерашнего-то.

— После вчерашнего мы должны отомстить, — напомнил больше себе, чем слуге Фельсенбург. — За убитых парламентеров армии мстят всегда.

И за убитых клириков, и за убитых генералов, если они любимые… Глауберозе любили, да и брат Орест после Эзелхарда стал своим, но вероломства со стороны китовников не было. Резню подстроили Бруно с Савиньяком, то ли вместе, то ли порознь. Сегодняшний бой — результат разыгранной фельдмаршалом и маршалом комбинации, хоть бы не зря все было! Китовников нужно не просто разбить — уничтожить, чтобы скверна осталась здесь, в припорошенных снегом травах Гельбе. И чтобы жертвы, добровольные и не очень, не оказались напрасными.

— Сударь, — папаша Симон убрал тазик и отошел — одевался Руппи сам, — лучше бы вам знать, что такое бывало уже. Сам не видел, врать не буду, но в гильдии мастерам о дурных делах рассказывают, чтоб при случае не ошиблись. Белоглазых я нагляделся, но каданцы другую тварь приволокли. Меня его преосвященство для проверки вызывал, ну, я проверил, все сходится.

— Что сходится? — Руппи выглянул в окошко, знаменующей фельдмаршальское пробуждение суеты во дворе пока не наблюдалось.

— Признаки, — палач подал перевязь, — как сошлись четыре признака, считай, доказано, а тут даже больше. Сумасшедший, что бы ему ни мерещилось, говорить и на своих двоих ходить не перестанет; одержимым богохульствовать положено, белоглазые, сами знаете, а эти вот — не люди больше.

— Похоже на то. Ну и когда такое случалось?

— При кесаре Людвиге. Жена мужу, пока тот в отъезде был, изменила, да потом то ли Создателя убоялась, то ли свекрови, и в Эйну прыгнула, только вытащили ее. Грешница во всем призналась, ее к мужниной родне вернули, все честь по чести, а ночью она пропала, а все, кто в доме был, чисто крысами стали. Узнать бы, не сгинул ли в той церкви кто.

— После боя Штурриш расспросит огородника. — Руппи не глядя застегнул последнюю пряжку, палаш привычно коснулся бедра. Сколько баллад написано об отцовских мечах, которые сыновья отбирают у предателей и убийц, находят на поле боя, получают из рук матерей… Меч Фельсенбургов честно висит в фамильном замке, если только живой отец не вывез его вместе с семьей в Штарквинд к бабке. Элиза продолжает свои игры даже сейчас… Бруно тоже, но до фельдмаршала хотя бы дошло, что тянуть нельзя. Вождь всех варитов тоже понял, что опасней всего сейчас Бруно, значит, берем плащ и вперед. Битва битвой, тем более она еще не началась, а забывать о том, что ты отвечаешь за охрану командующего, не стоит.

На марше утренние доклады Руппи принимал в своей палатке, но, завладев Бархатным фортом, Вирстен с Неффе развели почти дворцовые порядки, пришлось тащиться на второй двор. Сокращая дорогу, Фельсенбург пошел через главный дом, и зря, поскольку праздничные гирлянды и веночки со слащавыми бантиками вызывали желание сорвать хотя бы один и нахлобучить на интендантскую башку. Почему их развесили вчера, Руппи понимал — убийство переговорщиков для изготовившегося к празднику командования должно было выглядеть полной неожиданностью, но за ночь блестящую дрянь могли бы и снять. Армия идет в бой, нарушая неписаный запрет, чтобы отомстить за Глауберозе и брата Ореста, а тут мишура и ягодки!

Вежливо ответив на приветствия — того, что тянет кого-нибудь убить, причем немедленно, лучше не показывать, — Руппи успешно разминулся с возглавляемой щекастым капитаном вереницей ординарцев и выскочил на главное крыльцо. Подчиненные уже топтались по чистенькому снежку — ждали начальство. Начальство, сжав зубы, выслушало рапорты, велело седлать Морока и, вернувшись под фонарь, развернуло записку от Штурриша, в которой пряталась еще одна.