Жермон умилял. Писем «больше, чем племянника» графиня Савиньяк не ждала, полагая, что в душу и голову счастливчика, кроме Ирэны, влезет разве что война, однако молодой супруг раз за разом брался за перо. Шесть страниц отправленного с дороги любовного рапорта повергли бы мэтра Капотту с его гиеной в праведный гнев. Короткие, рубленые фразы и рефреном — «я ждал именно ее», «я люблю ее», «я всегда буду любить ее», «я буду любить только ее»… Никаких изысканных сравнений, превосходных степеней и редких цитат, зато светло и сильно, ну да солнцу висюльки без надобности. Лампам этого не уразуметь!
О да, яд струился! В крови Пьера-Луи и Магдалы, а утонченная Каролина устраивала поэтические турниры и сетовала на всеобщее огрубление и утрату чувства прекрасного. И еще она осуждала Приддов, пустивших в свой дом вдову Карла Борна. Арлетта тогда жила будто в дурном сне, но запомнила, как Кара подносит к глазам траурный черно-красный платочек и проклинает убийцу. Искренне, ведь разбитые мятежники ставят под удар благонадежную родню.
«Я не желаю их знать, — шептала графиня Ариго, — будь они прокляты! Все! Ты веришь мне?!» Арлетта верила, хотя ей было все равно. Кара проторчала в Савиньяке месяц, она даже пыталась распоряжаться — не дал подоспевший Бертрам. Разумеется, графиню Ариго никто не тронул — в верности Пьера-Луи не сомневались, а Сильвестр был помешан на доказательствах… И все равно Каролина при каждом удобном случае отрекалась от Борнов, аж разорвала на глазах столичных гостей письмо сестры. «Я не могу оскорбить память супруга, — уверяла вдова, — он всю жизнь воевал с Дриксен и запретил бы мне содержать негодяев, сбежавших под крыло врагов Талига!»
О мятеже сестра Кары знала вряд ли, зато, когда Пьер-Луи умирал, была в Гайярэ. Таких свидетелей надо либо убивать, либо досыта кормить, так что Каролина по большому счету оказалась дурой. В отличие от сестрицы, которая нашла на что жить, а через полгода Валмон заметил, что кансилльер ведет себя странно. В чем только не искали причину, но не в исчезнувшей на чужбине старой деве с ее зельями и подведенными бровями… Эдакий желудь, из которого стремительно вырастали преотвратные дубы, те самые, с герба Штанцлеров…
«Неподвластны злу!» Сочиненный дриксенскими прохиндеями девиз стараниями клеща Августа превратился в издевательство, но зло порой в самом деле ломает зубы. О таких, как Жермон.
Сообщать несомненно счастливому мужу о своих ощущениях графиня не собиралась, но за плечом новой графини Ариго Арлетте упорно виделся Ли. Матери вечно путают головы и души взрослых детей с собственными, но не будь выстрела Габриэлы, Ирэна могла достаться Лионелю, и это было бы… интересным. Отчего-то казалось, что сын и вдова Гирке шагнули друг к другу и отшатнулись, хотя вряд ли успели это понять. Ирэне повезло — рядом с ее пустотой оказался Жермон, а вот повезло ли ему самому? Графине хотелось думать, что да: Ангелика Гогенлоэ умела любить и очень долго была хороша собой. Молодость и красота кончились разом. Дамы единогласно обвинили в этом супрема, недолюбливавшая Спрута Арлетта приняла общее мнение, хотя Гектор и намекал, что не все так просто.