Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

И в самом деле, что может быть проще сыноубийства или убийства друга? А люди глотают любую чушь, лишь бы выглядело сразу и броско, и пакостно, хотя до того, что натворила Кара, не додумался ни Иссерциал, ни Дидерих. Мужеубийцы, оклеветанные потомки и отравленные невесты у них, конечно, водились, но по отдельности, да и не вывел бы Дидерих возжелавшую поэта деву злодейкой. Будь сочинитель в добром расположении духа, влюбленные бежали бы в лес и средь дикой натуры завели бы восьмерых детей, в противном случае деву бы ждал постылый брак с последующим самоубийством или смерть от руки разъяренного отца, но кто все же сделал пьесу из смерти наследника Приддов? Дурного толка пьесу.

Уже привычный бой часов… Как быстро привыкаешь к чужим часам, потолкам и стульям, если в собственном доме пусто. То есть часы, потолки и стулья в Савиньяке, конечно, есть, но мальчишки ближе к Старой Придде.

Без четверти восемь, пора к Рудольфу — ужинать и обсуждать грядущий прием. Регент Талига не может в Новый год не собрать цвет державы, даже если этот цвет побит градом и объеден гусеницами. Гостей по зиме и по войне ожидается негусто, но показать им, что север с югом в лице Ноймариненов и Савиньяков вместе, придется.

— Госпожа графиня, — докладывает камеристка, выписанная из Фарны после истории с письмом девицы Арамона, — пришли от герцога.

— Проси.

Знакомый по драке в регентской приемной капитан давно не хромал, но в армию не вернулся. Рудольф был им доволен, а раненых офицеров, пригодных для штабной работы, не появлялось. Перемирие, куда денешься.

— Добрый вечер, сударыня.

— Рада вас видеть, Хьюго.

— Сударыня, пришла эстафета из Аконы, маршал Эмиль передал с ней письмо для вас. Монсеньор полагает, что вы захотите его прочесть немедленно.

— Меня просто заваливают письмами. — Неужели приехала Франческа и пора искать священников? Уступчивые олларианцы у Рудольфа найдутся, а вот с эсператистами худо, разве что одолжить у Хайнриха. Поблагодарить еще раз за шкуры и одолжить, не всех же клириков он выставил! — Можете не уходить, я победила материнское безумие лет двадцать назад.

«Мама, — радостно сообщал старший младший, — у нас тут зарядил снегопад и совершенно нечего делать. В солнышко я гоняю лошадей, а сейчас остается только писать, ведь я, как жених, даже дамского общества искать не могу.

Жермона Ли выставил к молодой супруге, а сам, пользуясь своим положением, отправился на прогулку, то есть на охоту. Но заячья охота, а он ловит именно Зайца, хоть и в шляпе, от прогулки отличается мало. Запасного маршала господин Проэмперадор с собой не взяли, злостно спихнув на меня Грато и Арно…»

Ли гуляет, а у Эмиля снег и три страницы веселья… Три страницы! Только Эмиль никогда не пишет без нужды, да и с нуждой тянет. «Ерундовое дело», «застоялся и пользуется своим положением»… «Заль не противник…», «Я ему завидую…», «Прогулка к озеру»… Белый бархат из сна. По одну сторону живые и гитара, по другую уже мертвые и Ли в красном…

Забудь о смерти до смерти, весна обнимает ветер.

— Сударыня, разрешите вас на несколько минут покинуть.

— Спасибо. Тактичность — это прекрасно, но я хочу ужинать.

— Простите, но мне показалось…

— Что я переоценила свою неженственность? Возможно. В Аконе снег, и моему сыну стало скучно. Он написал, я умилилась. Идемте.

Забудь о смерти до смерти…

3

Руппи, хоть и доверял своим офицерам, дважды объехал вокруг осчастливленной фельдмаршалом рыбацкой деревушки, проверяя расстановку караулов и готовность своих молодцов: когда не знаешь, откуда выскочит очередной белоглазый, с охраной лучше переусердствовать. Гельбе наследник Фельсенбургов представлял не слишком хорошо, но из карты следовало, что до Доннервальда нынешним ходом тащиться еще дней пять, не меньше. В лучшем случае успеешь и намерзнуться, и назлиться, в худшем… В худшем налетишь на пропавших горников, и придется давать совершенно излишний бой на скверных позициях.

Подошел Макс и со смешком объявил, что деревушка отнюдь не рыбацкая, ибо обитают в ней раколовы.

— Так это здесь! — сообразил Руппи, вспомнив рассказы Бюнца о голубых раках, которых сухопутные придурки отдали вместе с Гельбе. Лучше б сами сдались, все равно только и делают, что пятятся, а пиво у фрошеров паршивое, его никакой рак не спасет, так не все ли равно, кем закусывать.

— Ты что? — приятель завертел головой, но вокруг были только сумерки и пока еще не натрясшая обычных сугробов зима.

— Так, вспомнился один человек… Ему не нравилось, что мы Гельбе отдали. Ты что-то хотел?