— Так решил Аристид. После убийства Леонида я, полагая, что Церковь в ее нынешнем виде не спасти, настаивал на полном разрыве с Конклавом и уходе. Аристид склонялся к тому, чтобы дать убийцам и глупцам бой. Слава открыто обвинила Истину и Чистоту и оставила агарисскую резиденцию, но это был лишь первый шаг. Каким быть второму, мы никак не могли решить, и тут вмешались мориски. Когда до нас дошла весть о взятии Святого Града, магнус решил догнать судьбу и вернуться. Мне досталось спасать то, что достойно спасения, Адрианклостер хранит многое из того, что мы не могли доверить Агарису. Аристид дал мне открытый лист на все, что я сочту нужным сделать, и отправил меня в Эйнрехт. Я не сомневался, что вернувшиеся разделят судьбу Конклава, Аристид надеялся на благоразумие кесаря, в результате мы оба ошиблись, пусть и по-разному. Я рад, что мои собратья живы и действуют, магнус опечален тем, что происходит в кесарии, хотя вы в своем безумии и не одиноки.
— Отец Луциан… Я хочу спросить очень о многом и при этом не знаю о чем. Ну и глупость же я ляпнул!
— Отнюдь нет, — адрианианец отодвинул блюдо. — Ты хочешь разобраться в том, что узнал, но поток новостей слишком обилен. Ты просто не знаешь, с чего начать.
— С начала, — решил Фельсенбург. — Вы сказали про Круг без малого, помнится, фрошеры взяли Агарис именно тогда.
— То, что имел в виду я, случилось несколько позже. Эсперадор Руций привел к Славе человека, прошедшего в прямом смысле путями Адриана, вернее, Чезаре Марикьяре. О преосвященном Родерике можно говорить долго, но это ждет. В отличие от герцогини фок Штарквинд, одно ее письмо вы, полагаю, прочли совсем недавно.
— Я на него еще и ответить должен, — засмеялся Руперт, принимая очередной футляр. С трехцветной кошкой, чтобы не сказать Гудрун, на крышке.
Бабушка явила себя в полном блеске. Дорогому внуку предписывалось оставаться в армии, быть на виду и всячески геройствовать, не забывая при этом беречь спину и голову. О маме даже не упоминалось, в отличие от Олафа, которого герцогиня фок Штарквинд собиралась при посредничестве Гаунау выкупить у фрошеров. Разумеется, не из человеколюбия и даже не ради показавшего себя «прекрасным Фельсенбургом и приличным Штарквиндом» внука, а для дела. Побережье «вождя всех варитов», мягко говоря, не признало, а у герцогини не нашлось никого, кто смог бы подгрести Метхенберг и Ротфогель под дядю Иоганна. Спасенный наследником Фельсенбургов от плахи Ледяной был истинной находкой. Был бы, не лежи возле адмиральского изголовья огромный серый том.
— Олаф не сможет, — сразу начал с главного Руперт. — Вы после Агариса смогли, а он после Хексберг — нет.
— Печально, если ты прав, но Слава попробует дать ему утешение. Не то, которое он может найти в книгах.
— Вы не представляете, как я… Отец Луциан, кажется, нас сейчас прервут.
— Несомненно, — клирик вряд ли слышал хуже Руппи, — о чем мы беседуем?
— О бабушке, я ведь отказался вернуться в Штарквинд. Вы меня в этом поддержали?
— Воин должен воевать. Жаль, с нами нет Гудрун, ее отсутствие нарушает почти сложившуюся традицию.
Это был брат Орест! Руппи изо всех сил старался не ждать адрианианца еще два дня, а он взял и появился.
— Мне выйти?
— Никоим образом.
Приветствия, аккуратно снятый плащ, льющееся в кружку вино… Пара мгновений — и станет ясно, что впереди. С крепостью, к которой они, дай Создатель, успеют, и дальше — у фрошеров.
— Есть ли повод будить фельдмаршала? — Умеют все же клирики спрашивать!
— На мой взгляд, нет. — «Лев» уселся рядом с Руппи и взял кружку. — Маршал Савиньяк пять дней назад намеревался выступить к Доннервальду. По его и моим расчетам, он должен быть на месте сегодня или завтра. В самом Доннервальде раскрыт заговор китовников и спевшихся с ними недовольных; заговорщики рассчитывали на скорый подход Горной армии, но их опередили. Генерал Ахтентаннен проявил себя вполне достойно, к тому же в городе оказался граф Глауберозе. Брат Ротгер может его знать.
— Скорее я знаю о нем, — уточнил Руппи, в голове которого билось: «пронесло, пронесло, пронесло!». — Глауберозе из «друзей кесаря», воевал где-то здесь, кажется, командовал пехотой.
— Ветераны его помнят до сих пор. — Адрианианец пил вино с явным наслаждением. — С Ахтентанненом они старые знакомые, но, что гораздо важнее, граф был свидетелем безумия в Олларии. Он и убедил командующего гарнизоном казнить выявленных изменников на месте. Кто-то, разумеется, сбежал, кто-то затаился, но Доннервальд готов принять принца Бруно. Признаться, я рассчитывал встретить вас днем раньше.
— Обозы из Лейне, — поморщился Фельсенбург. Он тоже рассчитывал, что в Доннервальде армия будет если не двадцатого, то двадцать первого, но с таким грузом не побегаешь. Вот эйнрехтские гады позади, небось, галопом мчатся. — Брат Орест, вы о горниках ничего не знаете — где они сейчас, куда идут?
«Лев» пожал плечами.