Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Главное, — подвел итог Райнштайнер, — натолкнемся мы сегодня на горных китовников или нет. Это очень неприятно, однако наши будущие действия определяются не нашей волей, а их местоположением и численностью. Лишь узнав, кто и где нам противостоит, мы решим, стоит ли останавливать марш и готовиться к бою или разумней поспешить, чтобы перехватить «гусей» еще на подлете.

— Врасплох нас не застать, — сейчас Эмиль был спокоен, не то что на закате у перекрестья дорог. — Хотя чем раньше мы будем у Доннервальда, тем лучше. Ариго, я остаюсь с авангардом, как подойдем, развернем его вдоль реки. Марций, отправь-ка Гаузнеру приказ перекрыть подходы по восточному тракту. Если нам готовят сюрприз, скрытно подобраться и атаковать там больше неоткуда.

— Кошачья неопределенность! — Фажетти завернул своего калеку. — Но при необходимости в бой мы вступим и с марша.

— При необходимости и дятла поцелуешь, — обрадовал Савиньяк. Фажетти хохотнул и уехал, задержавшийся Ойген счел своим долгом дополнить маршальскую шутку своей.

— Я твердо уверен в своем друге Германе и в том, что при нем не пропадут ни авангард, ни, — бергер слегка поклонился, — командующий.

— Лично я пропадать уж точно не намерен, — Эмиль улыбнулся совсем как младший братец. Лионель, тот порой напоминал Жермону мать, а вот отца никто из Савиньяков не повторил. Нет, глаза и волосы у всех троих были фамильные, но в одинаковые кубки плеснули разного, пусть и равно дорогого вина.

Райнштайнер выразил удовлетворение намерением маршала не пропадать и отбыл к своим, а сам Ариго, получив кивок задумавшегося Эмиля, выгнал вперед чуть ли не всех наличных «фульгатов». Проверять, не успели ли горники к Доннервальду и не притаились ли в окрестностях крепости, готовя внезапный удар. Дела съели полчаса, затем остались дорога и та самая неопределенность, что бесила Фажетти. Разведчики не возвращались, значит, Баваар пока никого не нашел, а если Баваар никого не нашел, то впереди на час пути, на два, на три никого нет.

Командующий молчал — думал о чем-то своем, и Ариго немедленно устремился в Озерный замок, наверняка уже тонущий в снегу. Когда-нибудь таким же зимним вечером они с Ирэной сядут у огня и будут слушать вьюгу и пить вино. Баронесса Вейзель родит и вернется в Бергмарк, Луиза тоже уедет, Валентин будет в Васспарде. Или в Олларии, или в Старой Придде, в общем, неважно где… Главное, зима с ее буранами достанется им двоим. Жена что-нибудь скажет, он, как всегда, не поймет, она улыбнется, поднесет руку к виску и начнет объяснять. «Это нужно, Жермон, — сказала Ирэна, услышав, что подлое прошлое лучше отдать кошкам. — Мы, я и Валентин, почти разучились говорить. Брату повезло очнуться первым. Брату повезло первым из нас двоих встретить вас».

«Это нужно, Жермон…», это в самом деле нужно! Воспоминания будут мешаться с прошлой болью, уже нестрашной, напротив! Всё свалившееся на них некогда зло стало неважным, и при этом оно делает пришедшее, наконец, счастье острее и ярче. Пережитые горести — это что-то вроде перца и соли, хоть и были прежде ядом. Бедные баловни судьбы, они вынуждены глотать счастье пресным…

— Эй, — окликнул Савиньяк, — о чем задумался? Не похоже, что о китовниках.

— О них будет смысл думать, когда вернутся разведчики.

— И то верно. Давно хотел спросить, да как-то не получалось. Как съездил? Я про Альт-Вельдер.

— Хорошо.

— И только?! — возмутился Эмиль, — Супруг ты эдакий, а ну давай подробности! В конце концов, рядом начальство, в смысле я, и начальству захотелось поболтать не о дриксах.

— Мне о дриксах тоже не хочется, — признался Ариго и опять замолчал. Не из скрытности — приди в голову подходящие слова, генерал с радостью бы обрушил свое счастье на голову спутника. — Про Ирэну я много писал твоей матери, писать мне проще… Это какое-то чудо, что она меня любит.

— Ты, как я вижу, тоже.

— Эмиль!

Савиньяк передернул плечами, видимо, поправляя таким образом перевязь.

— Со мной в Бордоне на первый взгляд что-то похожее приключилось. Влюбился во вдову, во Франческу Скварца. Мы и раньше встречались, но тут она мне вдруг мать напомнила, и я помчался на ночь глядя рвать цветы. Синие такие, высокие… С чего я потом полез к ней в окно, сам не пойму, мы не договаривались ни о чем, но Франческа меня ждала. Знать, чего мы с Ли у Рокэ набрались, ей было неоткуда, но дамам нравится, когда к ним в окна лезут те, кто им нравится… Вот как сказанул! Утром я попросил ее руки, Франческа ничего не сказала, молчала, теребила эти синие… вроде бы дельфиниумы. Следующей ночью я опять к ней забрался, и так без малого месяц. Сейчас пытаюсь вспомнить, когда я спал, а ведь спал же, иначе бы помер в объятиях. Был как пьяный, пока из Бордона не ушли, в последнюю ночь она, наконец, согласилась. Думал, взлечу, а теперь даже писем не выходит. Нет, я слово сдержу, хорош бы я иначе был, но у тебя-то не так!