Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья

— Брат дедушки может всё. Он с тобой говорить имеет очень серьезно.

— Спасибо, что предупредил. Лучше расскажи, на что мы с Валентином опоздали.

— Вы не опаздывавшие были, о нет, наоборот совсем! Норберт говорил бы лучше…

— Я тебя спрашиваю.

— Это несправедливо, что есть я, а не Норберт, но слушай. Вчера мы подлавливали «гусей» на переправе через очень быстрый ручей, который не замерзал. Фок Варзов оказывался очень достойным. Я хотел забывать Мельников луг, я бы забывал, но мы были близнецы Катершванц из Катерхаус. Теперь я есть один, а это как половина, только хуже…

— Йоганн, — рыкнул теньент, — пшел вон с Мельникова! Что сделал фок Варзов здесь?

Оказалось, маршал успел-таки подрезать горников и на полдня пальбой с холмов задержал их движение. А потом, якобы отступив и открыв дорогу, что змеей петляла по плоскогорью, рванул коротким путем и успел к утру занять хорошую позицию. Дриксы думали, что путь на Доннервальд открыт, ну и напоролись.

— Считай, два дня выиграть получилось, — подсчитал Арно, — хотя потери… это да. Сколько хоть в строю осталось?

— Про это как раз я узнававшим был. Меньше половины, если без вас. Почти всю артиллерию потеряли. Некоторые пушки получилось взорвать, но остальные — оставляли.

— Ну так и Ли оставил!

— Твой брат жертвовал трофеями и ходил в Гаунау, а «гуси» явились к нам и получили наши пушки.

— Это не «гуси», — напомнил Арно, — это китовники.

Очередной раз пересказывать письмо Лионеля не хотелось, но было нужно. Выручил измотанный капитан с адъютантской повязкой, по виду южанин.

— Сэц-Пуэн, — отрекомендовался он. — Теньент Сэ — это вы?

— К вашим услугам. — Что-то с лицом у него странное… а, так он же одноглазый!

— Вас хочет видеть маршал. Прямо сейчас хочет.

— Идемте, — Арно вскочил, разбередив порезы и, что было много хуже, натертые пятки. — Мама о вас говорила, вы ей очень помогли.

— Госпожа графиня — чудо, — восхитился спутник, — я перед ней очень виноват. Это я навязал всем сумасшедшего ментора, но господин Шабли казался таким беззащитным и столько знал!

— Мне он тоже нравился, — у виконта ныли ноги, но не голова и уж тем более не язык. — То есть нравилось, что ему не нравится повторять манриковские подлоглупости. Кто ж знал, что это не от совести, а от зависти. Как вам север?

— Как-то не думал. Для меня главное, что взяли в армию! Как же я благодарен вашему брату и вашей матушке.

— А вы ей напишите, — осенило Арно. — Мама ужасно любит длинные письма, особенно от очевидцев. Я не видел, как вы обгоняли горников, а ей будет интересно.

— Мне неудобно.

— Очень даже удобно! Валентин… полковник Придд про Мельников луг ей целую поэму настрочил.

— Поэму?

— В смысле огромное письмо. Пишите по горячим следам, я тоже напишу, как мы за вами бегали. Договорились?

— Я попробую. Как раз сегодня ночью дежурю.

— У вас получится, — заверил Арно, — утром я или сам забегу, или пришлю кого-нибудь.

Удачно-то как! Если одноглазый Сэц-Пуэн справится, любящему сыну достаточно будет приписать с полстранички… Что-нибудь вроде «Мама, ты представляешь, кого я тебе нашел! Твоего одноглазого капитана, правда, он потерял повязку, что неудивительно. Сэц-Пуэн сейчас при маршале, и я убедил его расписать приключения корпуса до нашей встречи, которая вышла довольно-таки бурной. Поскольку скромность украшает, больше я не расскажу ничего…»

3

Комендант Доннервальда генерал Ахтентаннен остался дома, если, разумеется, это слово применимо к захваченному городу. Визит вежливости талигойской стороне нанес граф фок Глауберозе, сухопарый высокий господин в годах; впрочем, слово «старик» ему не шло совершенно. Эмиль несколько раз встречал графа в Олларии, где тот посольствовал, но без посторонней помощи вряд ли бы узнал.

— Рад вас приветствовать, — маршал, как принимающая сторона, протянул руку первым, — могу предложить горячего вина, на улице не жарко.

— Я — бывший военный и к тому же северянин, — дрикс, видимо, улыбнулся, — и предпочитаю крепкие напитки, однако начну я, как дипломат, с верительных грамот. Прошу вас.

Знакомые, взмывшие в прыжке силуэты оленей — он и она. Красное небо, золотое солнце, черные росчерки травы, счастье, полет. Бертрам подарил матери дюжину футляров для писем, на первый взгляд одинаковых, но травы гнулись по-разному, а рогатый красавец то почти настигал изящную даму, то отставал. После смерти отца мать оленье счастье куда-то засунула, откуда оно у дрикса?

— Прошу вас к столу. Касера, само собой, найдется.

Герард уже выскакивал за дверь, так что можно было заняться письмом, и Эмиль занялся. Первый секрет у футляра остался прежним, а второй и третий мать, а писала именно она, на сей раз не использовала.