Вряд ли Валентин думал, что утверждает приговор Колиньяру, но именно это он и сделал. Манрика пока спасал Надор и то, что сотворенные незадачливым кансилльером мерзости частично проистекали из желания исправить ошибки Сильвестра. Колиньяры же просто рвались к власти как таковой и ни в какой зелени при этом не плескались, им хватало собственной наглости. Впрочем, общество аконского епископа могло открыть в узниках Денежной горы новые глубины, в коих задохнется даже пресловутая крабья теща…
Дед бывшего обер-прокурора, по словам Бертрама, был приличным человеком, но умудрился воспитать завистливую скотину, уже закономерно вырастившую отменных негодяев. Размышлять, почему у медведей родятся ызарги и как из ызаржиных яиц порой вылупляются орлята, Савиньяк не стал: полученное письмо маршала занимало больше. Располагай Придд временем, он бы переписал свое послание набело, но полк уходил, и полковнику приходилось раз за разом дополнять уже законченное и даже подписанное. Разговором с Мэллит, собственным сном, видениями Арно, купанием эсперы в крови, появлением Райнштайнера с Ариго.
Новых сведений хватало, чтоб попытаться сплести Акону, Лаик и Мишорье воедино, не дожидаясь Рокэ, имелось и время: зайцы, раз уж взялись рассылать указы, дождутся ответов, вот через неделю станет весело всем. Заль с Сабве примутся давить огрызнувшихся, стричь признавших, загонять в стойло отмолчавшихся, но к этому времени сковорода с восемью перцами и одной морковкой будет готова. Она и так почти готова, дело за погодой и Салиганом, а сейчас можно и кошек половить. Итак, что знает Савиньяк, чего не знает Алва, и что знает Алва, чего не знает Савиньяк?
В полном распоряжении Рокэ, кроме Валме, оказались Уилер, Эпинэ с его бывшим сержантом, Салиган, Джанис, адуанский генерал, непонятно откуда взявшийся Ларак, Капуль-Гизайль, камердинер Бертрама и адъютант Эчеверрии. Мало того, Алва три с лишним месяца провел в обществе Левия, после чего навестил в Бордоне морисских родичей и рванул в Сагранну с ее капищами и варварами. Восточные горы прячут многое, что-то да навело на мысль о торских обычаях и запретах.
Бергеры бросают кошек в нетронутый снег и сидят до утра при свечах, чтобы, умерев, узнать друг друга в торосах нового Агмарена. Откуда у ставших горцами моряков эта уверенность и этот ритуал? Кошачьи следы, талая вода, кровь, огонь, камешки для будущих талисманов, бессонная ночь — все это не просто так. Как и облитый набранной опять-таки на закате водой уже бакранский алтарь и прижатые к черному камню ладони. В Сагранне не режут себе рук и не забиваются под крышу, только Рокэ решил смешать два ритуала. Привезший привет из Лаик «фульгат» помнил, что в подвал Алва с приятелями спускался во время обеда и позже, когда уже стемнело. Второй раз им понадобилась вода, причем из колодца не годилась — набирали сами в пруду. Что с ней делали, сержант не представлял, но и часа не прошло, как неуемная компания отправилась в парк за снегом. Закат прорицатели упустили, а полуночи дожидаться не стали, хотя закат — это для побратимства…
Хорошо, снега они набрали и опять полезли вниз, уже надолго. Часы на большой лестнице, когда все наконец разошлись, отзвонили четыре. Больше гонец ничего полезного не знал, и Лионель принялся подсчитывать, увязывая собственные похождения с тем, что творилось в Аконе и Лаик.
Муху с Гвидо он выставил в гости около восьми — Алва в это время как раз набирал снег. Ритуал в Покое озарений начался примерно через полчаса, когда маршал Савиньяк в Мишорье вспоминал старый разговор; это могло быть связано, а могло оказаться совпадением. Маску он в тот вечер не трогал, кровь не проливал, разве что разозлился — и тут же не то прорвался в Лаик, не то был туда выдернут. Ненадолго задержался у заснеженных ворот и пошел к дому, напрямик, сквозь бесплотную чащу. Созерцание Уилера с волкодавом и спуск в подвал заняли еще минут десять. Итак, в начале десятого все, кроме Валме, сидя за каменным столом, ловили смутные образы…