Хозяин дома провел его в комнату, которая выходила в коридор. Едва они вошли, как он тут же закрыл дверь. Несмотря на слабый свет, Василий разглядел, что комната была средних размеров. Там стояли какие-то ящики и сундуки. В комнате еще были стол и два стула. Художник сразу догадался, что именно тут ювелир вел дела. На столе Василий заметил массивную копию иерусалимского Храма. Она была выполнена из чистого золота и слабо блестела в свете лампы.
— Садись, — сказал старик.
Он поставил лампу на стол и тут же зажег еще одну, побольше. Свету стало гораздо больше, и Василий смог разглядеть то, что было до сих пор скрыто во тьме. Он увидел, что хозяин — человек высокого роста, но возраст согнул его когда-то прямую спину. Старик выглядел мягким, но гордым. Взгляд его был сочувственным и одновременно умным. Поверх белого халата на нем была надета богато расшитая туника. Черная повязка стягивала ему виски, а на шее висела толстая золотая цепь. На одном из пальцев Василий заметил перстень с большим карбункулом. Камень сверкал красным светом.
— Я приношу тебе свои извинения за то, как ты был принят в этом доме, — сказал Элишам. — Все мои слуга христиане, и, как мне кажется, я вполне могу им доверять. Но ты сам понимаешь: чем меньше людей будет знать о тебе, тем меньшему риску мы все подвергнемся. Я сделаю все, чтобы никто о тебе не узнал. Лишь один из слуг будет в курсе дел. Ни моя жена, которая, кстати сказать, очень слаба здоровьем, ни трое моих сыновей знать ничего не будут.
Он сел за стол и вытянул вперед длинные руки. Широкие рукава распластались по столу. И хота он продолжал наблюдать за своим гостем, глаза его то и дело возвращались к золотой шиши Храма.
— Новости, которые принес мой друг Деметрий, очень бес покоят меня, — печально продолжал он. — Ложные обвинения этой женщины могут привести к большим страданиям. Да, мой юный друг, страх и печаль, словно липкий туман, опутали этой ночью дворец Нерона. Все, что сказала эта порочная сирена, которая помогает Симону в его бесчестных делах, — все ложь. Никогда никакого заговора не было. Но из-за этих обвинений наши братья могут подвергнуться ужасным преследованиям. Если, конечно, император… поступит так, как поступал до сих пор. Увы, очень мало надежд на то, что он поступит иначе. Его ненависть велика.
— Помолимся за то, чтобы с Юли-Юли не случилось ничего плохого! — воскликнул Василий с жаром. — Я счел своим долгом последовать ее примеру сегодня вечером. Вот только ей не повезло так, как мне. Когда я думаю о том, что спасся в сахарном ящике, который предназначался для нее, совесть начинает мучить меня.
— Ну, ты многого хочешь, — доброе лицо Элишама омрачилось великой грустью. — Теперь Нерон не скоро успокоится. Для этого понадобятся жертвы, и Юли-Юли может стать первой из них.
— Неужели нет никакой возможности спасти ее?
— Никакой, за исключением дворцового переворота. — Старик тяжело вздохнул. Теперь он смотрел на свои белые, холеные руки с длинными пальцами. Помолчав немного, он снова поднял голову. — Евреи, которые живут в Риме, постоянно подвергаются нападкам. Они будто служат мишенью римлянам. Им завидуют, потому что их дела идут хорошо и еще потому что они пород, избранный Богом. Такое впечатление, что презрение к нам лишь возросло с тех пор как пришел Иисус, который был тоже из рода Давидова. А его учение слишком ново и непонятно для них. И еще… — он осторожно дотронулся пальцами до золотой копии. — Сердца всех нас, живущих здесь, сжигает одно пламенное желание: увидеть, как горит солнце на золотой крыше Храма. Того самого, где Господь разговаривает со своим народом. Я говорю тебе об этом потому, что большинство рабов, на которых обрушится гнев императора, — евреи. Они видели этот Храм и верят и учение Иисуса, сына Бога.
После небольшой паузы Элишам указал на еще один предмет, лежавший перед ним на столе.
— У нас еще есть время. Надо подождать, пока все заснут. А затем мы пойдем в другое крыло дома. А пока, чтобы отвлечь тебя от невеселых мыслей, я хотел объяснить тебе, что это такое. Посмотри на нее…
Он поднял предмет, и Василий увидал, что это макет из глины. Макет короны. Рисунок на ее поверхности был великолепным. Василий тут же оценил его по достоинству.
— Мне сказали, что ты скульптор. Тогда эта вещица заинтересует тебя. Ну, что ты о ней скажешь?
— Она прекрасна, особенно рисунок.
— Мне очень приятно слышать эти слова. Я сам сделал этот рисунок, как и другие наиболее трудные части работы. И если мои молодые помощники и работали допоздна в тот вечер, то вовсе не потому, что я такой требовательный хозяин. Я всегда соблюдал римские законы, и мои помощники никогда не работали больше семи часов в день (в Иерусалиме мы работаем гораздо больше). Но эту корону мы делали для императрицы, и несколько дней назад нам передали распоряжение Нерона закончить работу раньше срока. У него нет терпения. Такое впечатление, что он не может ждать ни минуты, так хочется ему водрузить свой подарок на голову жены. Вот мы и работаем день и ночь. Я и мои сыновья.