Серебряная клятва

– Друзья, мой друг.

Бурго, будучи очень любознательным, вовсю учил огненный язык, козырял словечками, где мог, но пока путался в окончаниях и приставках. Он энергично закивал, проглатывая то, что уплетал, и отряхиваясь от крошек.

– Пехота готова, я даже отработал сомкновение…

– Смыкание. Ну или хотя бы смычку.

– …щитов.

– Отлично, – одобрил Янгред и хотел все же закончить с Лисенком, но тот уже отошел к солдатам, ждавшим в стороне, и принялся оценивать состояние их брони. – Да… отлично.

– Хельмо сказал, вы на нас просчитываете. – Бурго пригладил волосы. – Будем стараться. А то он меня зажалует куда или сиднем тут бросит… суровый он!

«Вовсе нет», – чуть не возразил Янгред, но смолчал. Хельмо держался со своими людьми все же иначе, чем с ним, спуску не давал. Мог и застращать накануне.

– Не дам тебя в гарнизон, не волнуйся, на столицу пойдешь, – все же сказал он, и именно тут Лисенок, проклятье, обернулся. Услышал? – Точнее… Хельмо не даст, поверь.

Бурго широко заулыбался, вынул из кафтана печенье с клюквенной сердцевинкой – явно не первое – и предложил Янгреду. Тот, чувствуя внимательный взгляд знакомых глаз, торопливо отказался, на улыбку ответил, но как-то еще более муторно – так в Остраре говорили, муторно?.. – стало на душе.

Ему даже понравилось бы, если бы Лисенок ревновал, вот только он не ревновал. Он настораживался, и, похоже, не он один. Вспоминая бесконечные интриги при дворе Трех Королей, такое можно было понять. Если кто-то сильный дружит с кем-то тоже сильным – дружат они, скорее всего, против третьего. Есть резон. Но с Хельмо было иначе, Янгред почувствовал это в первые дни и укрепился позже. Укреплялся раз за разом, когда они шли в бой. Считали погибших, ободряли раненых и друг друга. Улыбались людям. Сидели у огня, рассказывали истории о своих народах, делили шатер, будто делали так всю жизнь. Со временем все, конечно, кончится, так или иначе, но сейчас… сейчас было странным даже думать об этом. Да что там, их и народ прозвал «царевич да королевич», в одном из городов даже героическую песнь успели сложить. Это Янгред тоже понимал: в темное время, когда вокруг сплошь шакалы, так ведь хочется иметь эту простую возможность о ком-то сказать: «мой командир», «мой король», «моя опора», «моя надежда». Хельмо не нравился «царевич», а Янгред к политике Острары и вовсе не имел отношения. Но время, когда народ прозреет, тоже придет позже. Разве нет?

Янгред продолжал думать об этом все время, пока они покидали Ирвину. Думал, когда уже вдали от города пехота и конница соединились. Думал, переходя брод и пристально следя, чтобы никто не споткнулся, не увяз. Не торопились, ни здесь, ни дальше – когда выстроились и тронулись в путь меж водой и отдаленным, темнеющим зеленой полоской лесом. Пиратам требовалось время, чтобы подплыть к днищам кораблей, выпростать руки в специальном отсеке лодки, открепить от борта ящики с взрывчаткой, примостить на обшивке… Представляя все это, Янгред поклялся: справится Пес – будет ему доверие. Еще уплыть нужно до того, как перетрутся в ящиках нагретые фитили, заискрят и смесь взорвется…

С усилием отвлекаясь, Янгред глянул через плечо на людей. Они шли, как пока и требовалось, – якобы вразброд, но стараясь не шуметь. Разведчики не нашли впереди засад. Не удивительно: лунных трепали несколько дней подряд, ночная атака провалилась, но все же им требовался какой-никакой отдых, а главное, они не сомневались, что врагу тоже.

– Плотнее, – все же велел Янгред, и приказ разнесли.

Берега в этом месте были ровные и зеленые, остро пахло цветами. Еще пока строились, глаз упорно цеплялся за них – за ромашки, колокольчики и клевер, розовые пятнышки полевых гвоздик и серые сережки кукушкиных слезок. Даже тяжелый щит, который Янгред обычно не носил и который здорово оттягивал руку, не мешал проваливаться в это пестрое море, думать о том, что оно нравится ему куда больше всех настоящих морей. Кто узнает, даже из своих, а из острарцев тем более, – засмеет. Янгред уже понял: здесь мало принято обращать внимание на природу. Цветы топчут, птиц не слушают, на охоты ездят не только за пропитанием, но и забавы ради. Даже Хельмо такой, лишь на людей тепла хватает. Янгред обернулся, но, конечно, не нашел его среди конников. Скорее всего, ехал с Инельхалль, возглавлявшей один из «девичьих» флангов, советовался по тактике.

– Не растягиваться! – велел Янгред громче и махнул всадникам: и вас касается.

Дорога была широкая, хорошая, солнце подсушило грязь. Но зевать не стоило: до грязно-белых городских стен оставалось всего ничего, еще чуть-чуть – и покажутся.

– Бум, бум, бабах! – возбужденно раздалось у уха, и он едва не подскочил: рядом радостно скалился черный как уголек разведчик, совсем еще мальчишка, бывший юнга. С языком, что солнечным, что огненным, у него было скверно, поэтому, чтобы Янгред точно понял, маленький нуц округлил глаза и всплеснул руками.

– Корабли взорвались, – избыточно пояснил Хайранг. Он успел оказаться рядом, обернулся, скомандовал: – СТОЙ.