Серебряная клятва

Лусиль начала присылать такие с юркими железнокрылыми мальчишками, похожими на недокормленных птенцов, после Тарваны. Самозванка – точнее, конечно, Влади Стратег, его руку и слог Янгред узнал легко, – действительно умела прельщать. Раз за разом королевич уверял наемников, что, во-первых, шансов справиться с таким превосходящим противником у них нет, во-вторых, ради таких дикарей, как острарцы, не стоит обострять и без того глубокий конфликт Осфолата и Свергенхайма и, наконец, в-третьих, его, Янгреда, просто обманывают. Нет у Хинсдро денег, а если пока есть, то скоро кончатся. То ли дело Сивиллус. Если наемники перейдут к нему, заплатит он щедро. Может, и землю какую даст, хотя с таким добром он расставаться не любит, нужно уговаривать, но Влади поспособствует, из глубокого сочувствия и уважения, и далее, далее. Похожие письма получали многие офицеры: королевич понимал, что в тонкой дипломатии серия ударов по разным мишеням имеет больше шансов на успех, чем целенаправленное долбление по одной. И вот, слабина нашлась.

Протянув письмо, Дрэмир действительно сказал, что есть над чем подумать. Его настораживало непонимание, где, собственно, ждут деньги и когда их можно будет хоть увидеть. Он усомнился в том, что быстрая предоплата была знаком щедрости, а не пылью в глаза. Посетовал он и на то, что кампания затягивается: не пора ли идти к богатой столице, какие котлы? В общем, Дрэмир сказал многое, что Янгред слышал теперь. И возможно, он бы задумался… но вместо этого Дрэмира он убил. Потому что тот, не слушая ответных доводов, заявил: «Можешь делать что хочешь, но я увожу своих к лунным, и ты должен позволить это всем. Земли можно получить иначе, не умирая за бестолковый сброд, едва освоивший черепаху». Потому что добавил: «Солнечный принц тебе что, дороже всех нас?» Потому что, когда его попросили выбирать выражения, он сделал ровно то, что Янгред только что предложил остальным, – напал. Они сцепились, и в конце концов Янгред задушил его голыми руками, как дезертира. Собравшиеся здесь, в лесу, об этом знали и на тот момент не осудили: кампания шла удачно, Ринара еще не случилась, а у Дрэмира – все видели – в последнее время участились склоки с собственными солдатами. Но теперь другие офицеры повторяли за ним. Повторяли, уже зная, какая участь может ждать и их.

– Никто не сможет и, более того, не захочет быть… капитаном, – лепет Хайранга заставил Янгреда очнуться. Он встряхнулся и выкинул из памяти посиневшее лицо с пустыми глазами. – Армия подчиняется только тебе. Тебя любят. Слушают. И мы…

– Не болтай за всех, – отрезал он. Говорить было трудно.

Янгред поглядел на Дорэна – его реакция интересовала особенно. Этот офицер, крутой нравом, всегда позволял себе больше, чем прочие. Янгреда обычно не задевали его дерзости, а прямота по-своему располагала. Дорэн вполне мог согласиться на поединок, но… тот вдруг, пусть хмуро, но кивнул, прикусив губу, и поддержал Хайранга:

– Не нужно возводить напраслину. Никто из нас не настроен враждебно ни к Хельмо, ни тем более к вам, и мы выполним все боевые задачи, которые сегодня поставили. – Его голос стал тише. – Мы хотим лишь напомнить, что вы наш командир прежде всего.

Наш. Янгред кивнул. Выполнят. Отлично.

Все они понурились. Никто, казалось, не собирался накалять ссору, но молчание давило. Тянуть это дальше было невозможно. А главное, Янгред наконец сумел действительно вернуться в настоящее, увидел себя со стороны и ужаснулся. Он никогда не разбрасывался офицерами. Бунтовщики – дело другое, но эти четверо правда не бунтуют. Они устали. Боятся. Не хотят бесконечно писать на Пустоши письма со словами «Ваш сын, муж, брат, отец погиб». И теперь-то их недовольство точно не беспочвенно.

– Что ж… – медленно начал он, тоже избегая глядеть им в глаза, не то стыдясь, не то злясь, уже не понимая сам себя. – Славно. В таком случае постарайтесь пока сами удержать в повиновении солдат, напомните им об этом. Что они меня «любят». Что я всегда их слышу и деньги будут. Ваше жалованье, – он въедливо посмотрел на вскинувшегося Дэмцига, – ведь не случайно выше жалованья мальчишек, носящих снаряды? Вы не случайно, – меч задел вызолоченный плечевой доспех Лафанцера, – носите знаки отличия? Я ваш командир прежде всего, и чей-то еще друг потом, несомненно. Но, надеюсь, и вы в этот сложный момент останетесь моими соратниками, а не крысиным сбродом. Знаете, что делают с крысами на пиратских кораблях?

– Что? – спросил Дэмциг не без любопытства и потер залысину.

– Ловят по одной, заколачивают всех в бочку и топят. Наша первая крыса уже пошла.

Он знал: они вздрогнут. Он ощутил озноб от этих мерзких слов и сам. Вроде не грозит, но… предостерегает.

– Должен сказать, не стоит вам так якшаться с разбойниками, – открыл рот Лафанцер. – Дурное влияние, оно…

Его остановили сразу три выразительных взгляда. Спор был исчерпан, сгущать краски не стоило. Наконец Дэмциг улыбнулся за всех, Дорэн кивнул, а Лафанцер даже поклонился. Только Хайранг стоял истуканом и глядел в никуда.