Серебряная клятва

Он знал, что бьет, и бьет по больному, но в ту минуту не жалел ни капли. Он понимал: слова не просто слова, понимал: за ними годы пустой обиды. «Почему ты не обрадовался мне?», «Почему не можешь простить?», «Почему отталкиваешь?». Исподволь поднимала голову и обида новая, злее: «Почему ты снова видишь больше меня, почему ты снова прав?» Все это билось в голове, а Хайранг, краснея от стыда и гнева, лишь хватал ртом воздух. Дар речи он потерял, зато Дорэн тут же с торжеством напомнил:

– Люди пошли, потому что вы приказали подчиняться солнечному полководцу как себе. – Глаза его вдруг сузились. – И заметьте, сами-то вы с ним не…

– Дорэн! – Тут Хайранг одернул его, но одновременно сбросил руку Янгреда с плеча и попятился. – О боги…

Облизывая губы, он принялся вертеть в пальцах фибулу. Янгред вздохнул. Намек Дорэна был ясен и, может, не беспочвен. Не стоило ли попытаться догнать Хельмо? Вразумить? О да. И дать смешавшимся, взбудораженным арьергарду и центру затоптать друг друга. Сколько бы полегло? Янгред не раз видел: при отступлениях и бестолковых маневрах гибнет куда больше людей, чем в самом бою. Быстро обдумав все это и немного успокоившись, Янгред оглядел четверых командующих снова и наконец определился с ответом:

– Я приказал подчиняться Хельмо, потому что мы служим ему. И приказ в силе! – Он чуть повысил голос, но не до крика, и снова смягчил: – Давайте так. Вы идете на Басилию и Адру. Мы мстим за своих. И я оговариваю вопрос денег, прошу заплатить еще немного, но…

– Сейчас? – жестко перебил Лафанцер. – Мы хотим не меньше половины. Сразу.

В том, как его тонкие мозолистые пальцы по кусочку ломали поднятую с земли сухую ветку, было что-то раздражающее. Янгред ненадолго зажмурился, стиснул зубы. Образ – как сам он ломает собственному офицеру хребет – не уходил. Скверный знак.

– Хельмо, – воззвал к их разуму он, – сейчас подавлен. У него достаточно бед и дум. Ему предстоит довести нас до столицы, и ему сейчас не до базарных торгов.

– Не могу не отметить, что это его проблемы, а не ваши, – опять прокашлявшись, подал голос Дэмциг. Он говорил ровно, но тяжело. – Я не отрицаю ценности товарищеского духа, товарищество и крепкая армия суть едины, но прямо так…

– Может, дело в том, что… – Дорэн криво усмехнулся, – не все у вас чисто? И награда у вас какая-то своя? – Хайранг открыл рот, видно, чтобы опять одернуть товарища, но не успел. – Что так вас манит, почему вы не отлипаете от этого князька? Или это дела не черни вроде нас, но царственных особ, к коим вы прибились?..

Дэмциг и Лафанцер переглянулись так, будто рядом взорвался порох, но смолчали.

– Откуда такие домыслы? – быстро спросил Янгред. На простую зависть худородного к родовитому это не походило. Голова Дорэна медленно повернулась. К Лисенку, замершему с каменным лицом. – Так. Ясно…

Что ж, вот и он – «сговор». То самое слово, которое не зря свербило ум день за днем. Просто не верилось. Вот, значит, кто шептался за спиной! Янгред потерянно посмотрел Хайрангу в глаза и едва не взвыл, когда тот, пробормотав что-то непонятно кому, их опустил.

– Как ты мог решить такое? – выдохнул Янгред. – И что ты решил? – Догадки сыпались одна другой гаже. – Что я сам присвою все ваши деньги? Что мечу в наместники нашей долины, а то и на место братьев, если кампания меня прославит? Что Хельмо потом и мне поможет сесть на трон или протолкнет к своему царю в фавориты?

– Я… – начал Хайранг. Он глядел только на устланную хвоей землю.

– Да скажи уже! – Янгред понял, что едва не кричит, сглотнул. – Скажи хоть, что ненавидишь меня, скажи, что не простишь никогда, я же пойму, я все время пытаюсь, я…

Лисенок поднял глаза, и слова застряли в горле. Так он глядел в детстве на других, чужих детей. И в первую минуту, когда увидел вернувшегося ко двору Янгреда.

– Я не знаю. Потому что не знаю нового тебя. И ты не вправе меня за это судить.

Тишина, повисшая меж ними, была холодной, несмотря на разлитое в воздухе солнечное сияние. Янгред чувствовал: в эту минуту остальные офицеры очень даже не против оказаться в другом месте, жалеют о том, что затеяли. Это будило злорадную радость. Но, к сожалению, не отменяло необходимости как-то решать ситуацию и призывать всех к порядку. А боль… с болью можно и пожить, ничего нового. Тем более с заслуженной.

– Что ж, – и еще раз Янгред с усилием сглотнул. Шагнул вперед, вперился взглядом в Дорэна. Помолчал, давая хотя бы ему шанс извиниться за резкий выпад, но тот лишь набычился. Смело. Эту бы смелость да в правильное русло, прежде чем она по-настоящему заслужит кары. А пока он продолжил: – Если тебя… вас всех… так интересуют мои личные цели, то нет. Хельмо нечего мне дать, я защищаю его потому, что дал обещание, и на мне оно лежит в большей степени, чем на вас: на договоре моя подпись. Он племянник царя и должен уцелеть. Столица должна быть освобождена. А если интересно и другое… помимо слова «выгода» есть на свете слово «привязанность».

– Привязанности никогда не позволяли вам так закрывать на чьи-либо ошибки глаза, – откликнулся Дорэн и прибавил: – Раньше.