Серебряная клятва

Янгред поколебался, но подумал, что в столь диких обстоятельствах можно и позволить себе немного бессмысленной честности. Дальше идти вместе. Почему нет? И он рассказал о том, почему покинул двор. О Марэце, вытащившем его из заточения и забравшим с собой. О том, как маленькое братство Багрового Тюльпана сражалось то за одних, то за других. Рассказал и о некоторых войнах, которые видел в Цветочных королевствах.

– Мы присягали королю из рода Мяты и мстили за его сына роду Синей Розы, – шептал Янгред. – С королевой Горькой Полыни искали в горах мечи Воинственных Близнецов, которым цветочные поклоняются, и нам на каждом шагу мешали просветленные пироланги – огромные существа с белой шерстью. Принц из рода Лилии нанял нас, чтобы подготовить почти с нуля армию, и мы боролись с чернолицыми разбойниками…

Хельмо слушал. В глазах горело не просто любопытство – тоска того, кто нигде не бывал.

– Какие они? – спросил он в какой-то момент. – Все эти люди из-за морей? Знаешь… дядя убеждает нас, что вокруг жестокий мир, полный распутных и коварных язычников, что с ними нельзя дружить, что оплотов света все меньше, что…

– Что вы один из этих оплотов и вас все обижают, – не удержался от усмешки Янгред. – Не бери в голову. То же говорят нам. А что касается цветочных, они разные. Их королевства молоды, но сами они блудные дети очень древней цивилизации. Марэц звал ее Общим Берегом… только это не наши берега. Не одни свергенхаймцы лишились дома, цветочные жители вроде бы погубили свой кровавой религиозной войной. И до сих пор сожалеют, до сих пор оплакивают двух королей, пытавшихся остановить то безумие: короля Крапивы и короля Чертополоха. Которые были едины душой и сердцем, но погибли.

Взгляд Хельмо на последних словах сделался странным, будто остекленел.

– Едины, – повторил он. В тоне чудился страх, точно он угадал правду. О том, как Крапиву убили при подписания мира. Как Чертополоха и его подданных изгнали в Шелковые земли, и глаза всех этих изгнанников стали серебристыми. Как прочие до сих пор винят во всем друг друга и потому вечно воюют.

– Свое предназначение тамошние жители читают по звездам, – продолжил Янгред, чтобы не задерживаться на преданиях, от которых у него самого в детстве кровь стыла в жилах. – А стоит кому-то из правителей назваться, как на ладони его вспыхнет гербовый цветок рода. Мята… кувшинка… ирис. Эти земли не просто так носят свое имя.

Рука Марэца тоже вспыхивала – но не тюльпаном, а розой. Правду о его прошлом никто так и не узнал, как не говорил он, отчего стыдится красивой фамилии – ле Спада.

– А где он сейчас? – спросил Хельмо. Глаза его снова прояснились, но грусть не исчезла, точно и эти ответы он предчувствовал. – Твой наставник? И почему ты вернулся? Мне показалось, ты… не очень любишь Пустоши.

«Однажды тебя потянет домой, Звереныш, я уже вижу. Так зачем сбегать?» Янгред сжал губы. Он вспоминал, как запальчиво доказывал обратное, еще в первый день услышав это от Марэца. «Я их всех ненавижу, ненавижу!» Так он сказал, имея в виду и отца, и двор, и вулканы, и снега, и свои слезы. А ёрми стояла в тени и слушала.

– Продолжает воевать, наверное, – ответил он вслух. – Ну а я понял, что жить в странствиях больше не могу, что, возможно, поспешил. Нельзя уходить, потому что обижен. Уйти стоит, только если отпустил. Я отпустил отряд. А дом – нет.

«Я сам уходил, не желая быть тем, кто я есть. И видишь, каким стал?» Янгред тогда выдохнул, глядя на широкие плечи, сияющие доспехи и изумрудный плащ: «Великим». Его лишь потрепали по волосам. «Одиноким». Вокруг было с десяток смеющихся солдат, которых Марэц звал братьями, друзьями, некоторых – сынками. Поэтому Янгред ничего не понял.

– И ты не жалеешь?

Янгред посмотрел ему в лицо, потом вновь – вверх.

– Не знаю. Может, поэтому я и здесь. Ищу ответы. Заново.

«Уходя один раз, Янгред, ты уже не вернешься на прежнюю дорогу». Он услышал это почти десять лет спустя и твердо сказал: «Я готов», ведь его руку крепко сжимали тонкие, не знавшие еще железных перчаток пальцы. И Марэц улыбнулся. «Удивительно… что заставило меня взять тебя когда-то? Я же знал, что делаю тебе хуже». Он ответил просто: «Рядом с худшим всегда лучшее». Марэц опять улыбнулся, а Янгред впервые заметил раннюю седину на его висках. «Может, и так. Кто бы сказал это мне в твои годы? Удачи».

– Удачи, – словно эхо из прошлого.

Боковым зрением Янгред увидел светящееся пятнышко и стал следить за ним. Пятнышко – насекомое – двигалось кругами, иногда присаживаясь отдохнуть на стебли цветущих трав. Хельмо тоже наблюдал, золотой огонек бился в его зрачках. Снова встретившись с ним глазами, Янгред наконец заставил себя сбросить наваждение. Это уже слишком. Слишком серьезно, слишком близко. Для первого дня, для второго, для сотого. Некоторых вещей не знал даже Лисенок – он-то искренне считал, что Янгред поддержал кампанию, лишь бы отделаться от настырной семейки. И пусть. Так что он спохватился, изобразил на лице самое зверское выражение и заворчал:

– Найдешь тут с вами что-то, кроме неприятностей!